Евсеев Антон 23.01.2019 в 16:00
Данная история посвящена одной из самых загадочных и в то же время трагических страниц отечественной науки. Речь пойдет о разработке препарата перфторан, способного замещать плазму крови, а также о несчастной судьбе его создателя, Феликса Федоровича Белоярцева. Этот талантливый ученый, подвергшийся преследованиям за свое открытие, покончил с собой.
До сих пор в "деле о перфторане" нет ясности, поскольку до документов, проливающих на него свет, добраться невозможно - они находятся в архивах, доступ к которым для простых смертных закрыт. А сами участники произошедшей трагедии выдвигают самые различные ее версии.
В СМИ перфторан часто называют "голубая кровь" - из-за того, что он имеет светло-голубой цвет. Данное вещество относится к классу перфторуглеродов - углеводородов, в которых все атомы водорода замещены на фтор. Эти вещества известны своей способностью переносить кислород, причем делают это не хуже, чем эритроциты крови.
Впервые о перфторуглеродах как о плазмозаменителях заговорили еще в 1966 году после знаменитого опыта Лиленд Кларк. Она поместила мышь в аквариум, наполненный перфторэмульсией. Подопытный зверек не только не утонул, но еще какое-то время дышал, причем также, как и в воздушной среде. И хотя мышь в процессе эксперимента все-таки погибла, но не от удушья, а от усталости дыхательной мускулатуры, сопротивление которой значительно превзошло уровень, необходимый при воздушном дыхании.
Далее случилось невероятное - в 1968 году Роберт Гейер полностью заменил кровь подопытной крысы на перфторэмульсию, после чего зверек остался жив, хотя в его венах и артериях не было ни одного эритроцита. Правда, прожила крыса все-таки не долго, поскольку кровь переносит не только кислород. Так родилась идея создания кровезаменителя с уникальным свойством - способностью транспорта кислорода к органам и тканям.
Конечно, сразу же было понятно, что он не станет полноценным заменителем такой сложной субстанции, как кровь. Речь шла лишь о том, что бы использовать этот препарат при различных операциях, когда под рукой нет нужной донорской крови или ее сложно использовать (например, при операции на остановленном сердце). То есть замещать кровь на перфторэмульсию можно лишь на достаточно короткое время.
Также препарат можно было использовать в ситуациях затрудненного доступа кислорода к тканям (такое часто бывает при травмах), вводя его внутривенно, и хранить в нем донорские органы. Словом, перспективы открывались блестящие. И вот, с 70-х годов ученые нескольких стран приступили к разработкам этого "чудо-лекарства".
В СССР этими исследованиями занимались сначала в Ленинграде и в московском Институте гематологии и переливания крови. Потом к работе подключился Институт биофизики АН СССР, расположенный в Пущино, директором которого в то время был ученый Генрих Романович Иваницкий. А непосредственным руководителем работ являлся Феликс Федорович Белоярцев, заведовавший лабораторией медицинской биофизики.
Так получилось, что препараты, разработанные в США, Японии и других зарубежных странах не смогли пройти испытания - большая часть животных, которым их вводили, погибала от закупорки сосудов и цирроза печени. Поэтому там исследования были прекращены (позже выяснилось, что ошибка крылась в том, что их перфторэмульсии содержали очень крупные капли, которые, слипаясь, и закупоривали сосуды).
Не смогли добиться результата и сотрудники Института гематологии. А вот у "пущинцев" все получилось. Доклинические испытания показали, что препарат работает и не только не дает страшных побочных эффектов, но и достаточно быстро выводится из организма.
И вот, после тысяч экспериментовна животных 26 февраля 1984 года Фармкомитет СССР дал разрешение на проведение 1-й фазы клинических испытаний. 15 марта 1985 года было дано разрешение "на проведение 2-й фазы клинических испытаний препарата перфторан в качестве кровезаменителя с функцией переноса кислорода…". То есть препарат был признан годным к применению. Следует заметить, что дело шло не только к сенсационному открытию, но и к Государственной премии (ученых выдвинули на соискание ее в 1985 году). И вот тут-то и начались странности.
Сначала приказом вице-президента АН СССР академика Ю. А. Овчинникова был отменен запланированный в Пущино международный симпозиум по перфторану. Почему он сделал это - не понятно, ведь именно Овчинников в свое время и поручил Иваницкому заняться данными разработками. Но все-таки небольшой внутренний симпозиум состоялся - на нем выступали врачи, которые использовали перфторан и в один голос заявляли о превосходных результатах его апробации. Кстати, материалы этого симпозиума были опубликованы, то есть о них знала вся научная общественность.
Особенно показательным был доклад военного хирурга и анестезиолога, полковника Виктора Васильевича Мороза, который взял большой запас перфторана с собой в Афганистан, где в то время была война. По его словам, препарат положительно себя зарекомендовал и благодаря ему были спасены сотни жизней.
Высокую оценку перфторану дали и профессор А.Н. Кайдаш из Института хирургии, где его использовали при операциях на "сухом" сердце, и ректор Днепропетровского медицинского института Л.В. Усиенко, поведавшая о эффективности применения препарата при черепно-мозговых травмах.
Однако об этом знали лишь ученые, а вот за стенами института в то время поползли уже совсем другие слухи. И пресса, и простые обыватели передавали друг другу "сенсационные новости" о том, что будто бы ученые испытывают перфторан на умственно отсталых детях в детдомах, а в Афганистане от его применения погибли сотни наших раненых. Среди этих новостей были и такие, которые касались самого изобретателя препарата. Говорили, что Белоярцев отнимает у сотрудников деньги, чтобы устраивать банкеты, расхищает казенный спирт и наркотические препараты, а затем продает их. В дальнейшем выяснилось, что за всем этим стоял Комитет Государственной Безопасности СССР (то есть организация, которая ученых по идее должна была защищать). Таким образом готовилась почва для дальнейших действий.
А дальше все пошло-поехало: сначала запретили испытания препарата (и это при массе положительных отзывов!), а потом началась конкретная травля всех участников исследований. В ней принимали участие не только сотрудники КГБ, но и Серпуховской прокуратуры, а также ОБХСС. Сотрудников лаборатории постоянно вызывали на многочасовые беседы, журналы экспериментов изымались (и многие из них, кстати, так и сгинули в архивах КГБ, по крайней мере, обратно их так и не отдали).
Следователи из разных ведомств интересовались всем: и протоколами испытаний, и расходом спирта, и то, как Белоярцев общался с подчиненными, и то, как он "отнимал" у них премии (Феликс Федорович действительно убеждал сотрудников жертвовать часть премиальных в фонд исследований, ведь денег хватало не всегда, но он никого не заставлял делать это насильно). Примечательно то, что все делалось в лучших традициях сотрудников ЧК начала ХХ века, то есть без всяких законных оснований и предъявления официальных документов. Досталось также Иваницкому - его постоянно таскали на партсобрания и устраивали "обсуждения" его методов руководства.
Итог был печальным - в декабре того злополучного 1985 года Белоярцев покончил с собой, повесившись на собственной даче. В предсмертной записке он написал: "… я не могу больше жить в атмосфере этой клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше. Пусть Г.Р. (Генрих Романович Иваницкий. - Ред.) поможет Аркадию (сын Белоярцева. - Ред.) в жизни…"
Но в то время Иваницкий сам подвергся преследованиям - его сняли с поста директора института, а потом исключили из КПСС. По идее, далее должно было последовать полное изгнание из науки, но наступила перестройка. Стало возможно вести открытые дискуссии. И пока о перфторане спорили в СМИ и на конференциях, Генрих Романович нашел в себе силы продолжить работу.
Перед вами - пятидесятый номер журнала. На этот маленький юбилей мы дарим читателям подарок - рассказ о создателе уникальной «голубой крови», ставшей основой для производства кислородной косметики. Первоначальные цели создания «голубой крови» были иными, и цена открытия оказалась дороже самой эффективной баночки с косметическим средством.
Но в каждой разработке нашей компании есть частичка таланта и труда этого замечательного ученого. Текст: Марата Измайлова
Девочке было шесть лет, мама вплетала ей в косички ленточки, папа приносил красивые игрушки. В тот раз он вложил в ладошки нарядный мяч, банты на плечах подпрыгнули от восторга. Вприпрыжку мяч и его юная хозяйка вы-шли на улицу Москвы. Через полчаса под звук сирены обмякшее тельце мчалось на машине скорой помощи в больницу. Еще чрез час дежурный врач объяснял оглушенным горем родителям, что их ребенку повезло. Троллейбус, под который малышка выскочила за новым мячом, не смял ее в безжизненную тряпочку, а всего лишь разбил тазовые кости и ударил по голове. Сейчас закончат операцию, и можно будет взглянуть на дочку.
На следующий день врачи уже не были оптимистичны - при определении группы крови произошла ошибка. Девочка умирала, оставалось лишь подготовить к этому родителей. Но те отказывались мириться с неизбежностью, их ребенок тоже продолжал бороться за жизнь. Собрали консилиум, маститые профессора понимали ^девочку, отравленную чужой кровью, может спасти только чудо. Один из хирургов сказал: «У профессора Белоярцева как раз есть чудо-препарат». Консилиум постановил: «По жизненным показаниям» просить о помощи.
Через время и континенты
Звонок из больницы в подмосковном наукограде Пущино раздался уже под вечер. Профессор Феликс Белоярцев бросился к автомобилю: сто километров до Москвы, два флакона препарата под названием «перфторан». После введения первого флакона больной стало лучше, но началась сильная дрожь. Вторая капельница -девочка затихла. Маленькое сердце проталкивало по воспаленным сосудам целебную жидкость. Через сутки ребенок открыл глаза и позвал маму. Эту новость Белоярцев узнал по телефону. После гонки наперегонки со смертью профессор вернулся в лабораторию, чтобы продолжить исследования.
Ребенка спасла «голубая кровь» - искусственный кровезаменитель. Создать такое уникальное вещество уже многие годы пытались ученые всего мира. Наиболее перспективными оказались разработки на основе перфторуглеродов. Их научились синтезировать, заменяя в углеродных соединениях все атомы водорода на фтор. Оказалось, что новое вещество способно растворять кислород в огромном количестве. Перфторугле-родную эмульсию в начале изучения даже называли «жидким воздухом».
Американец Генри Словитер первым предположил, что эмульсия, насыщенная кислородом, может стать основой для искусственной крови. В Америке провели серию опытов: в 1966 году доктор Лиленд Кларк поместил мышь как рыбку в аквариум, и животное не утонуло, а какое-то время дышало «жидким воздухом». Через два года Роберт Гейер заместил кровь крысы на пер-фторэмульсию, и животное выжило. Фотографии бодрой крысы, в которой не было ни капли живой крови, подстегнули интерес ученых. Первыми разрабатывать заменители крови на основе перфторуглеродов стали в Америке и Японии. К началу 70-х годов прошлого века искусственную кровь пытались создать более 40 лабораторий в разных частях света.
В 1974 году японцы выпустили препарат «Флююзол-ДА», через пять лет искусственную кровь перелили первым добровольцам. Ими стали члены организации «Свидетели Иеговы», которым религия запрещала использовать кровь доноров даже при угрозе жизни. Япония начала продвижение своего препарата на американский рынок, но разгорелся скандал. При применении обнаружились побочные эффекты, препарат запретили. Возможно, Америка не смогла смириться с тем, что в разработке кровезаменителя японцы оказались проворней. Как бы то ни было, в лидеры снова вышли американцы.
Город на Оке
В середине 1970-х годов в СССР просочились сведения: производством кровезаменителя заинтересовались американские спецслужбы. Во время Холодной войны такая новость означала, что потенциальный противник может получить колоссальное преимущество. Донорская кровь хранится в холодил ьн иках, при откл ючен и и электричества все запасы погибнут в течение не
скольких часов. Да и без войны сберегать кровь дорого и сложно, кроме того, ее всегда не хватает. А еще стоит вспомнить о том, что натуральная кровь является переносчиком многих заболеваний. Как ни подстраховывайся, а случаи заражения происходят довольно часто. Взвесив все «за» и «против», советское руководство ввязалось в гонку «по кровавым следам»
В Советском Союзе и до этого химия фторуглеродных соединений находилась на высочайшем уровне. Исследования Ивана Кнунянца заслужили всемирное признание, да и советская власть не обошла ученого наградами. Сталинские и Ленинские премии, звание Героя труда, многочисленные ордена академика Кнунянца говорили сами за себя. И синтезом искусственной крови в стране тоже занимались. В Ленинграде, в КИИ гематологии и переливания крови (ЛНИИГПК) уже несколько лет пытались создать кровезаменитель. Когда стратегическое значение «искусственной крови» осознали «наверху», ленинградцев под контроль взял Центральный институт гематологии в Москве.
Но ни это, ни пристальное внимание Минздрава не привело к быстрому решению задачи. Исследования были распланированы на долгие годы, это означало продвижение черепашьими темпами. Но речь шла об обороноспособности, и процессу придали ускорение. По слухам, сам министр обороны Дмитрий Устинов настоятельно рекомендовал поторопить ученых. Ленинградская площадка осталась работать в прежнем темпе, но в Москве придумали альтернативный вариант. Результат был нужен, как говорится, еще вчера. На пороге - война в Афганистане, а уж политические расклады со странами НАТО тем более требовали оперативности.
Стратегически важную задачу поручили Академии наук, базой исследований «назначили» Институт биофизики АН СССР. Центр разработки переместился в Пущино. Этот город создавался в начале шестидесятых, в эпоху отчаянных споров физиков и лириков. В1966 году, когда американская мышь в аквариуме судорожно вдыхала перфторэмульсию, поселок Пущино обрел статус города. Вокруг Института биофизики сформировался Пущинский научный центр биологических исследований. На высоком берегу Оки среди светлого леса поднялись современные корпуса. Весь город распланировали и приспособили для успешной научной работы. Путь до лабораторий не дольше 15 минут, в окна дует ветерок, пропитанный запахом цветущих лугов.
В этом научном раю время от времени происходили радикальные перемены. В 1976 году умер глава Института биофизики академик Г.М. Франк. Под его началом сложился удивительный коллектив, сформировался нечастый тогда демократический стиль руководства. На смену патриарху пришел сорокалетний доктор наук Генрих Иваницкий, с юности работавший в этом легендарном институте. Кандидатуру Иваницкого поддержал тогдашний вице-президент Академии наук Юрий Овчинников.
Такое покровительство давало право на некоторую свободу, например, Иваницкий резко возразил против назначения сотрудника КГБ на должность замдиректора Научного центра. Вольность сошла ему с рук - в разработке кровезаменителя ученым предстояло «догнать и перегнать» Америку. Иваницкий с энтузиазмом отнесся к новой задаче. И, как по заказу, именно тогда в Институте биофизики появился новый сотрудник.
Счастливый принц
Имя Феликс переводится с латыни как «счастливый». Феликс Федорович Белоярцев от рождения был щедро одарен судьбой. Он родился в Астрахани, через две недели после начала Великой Отечественной. Феликс и его родители выжили в эти четыре страшных года и не потеряли друг друга в военной круговерти. В семье потомственных врачей мальчик с младенчества знал, что пойдет в медицину. Он ассистировал отцу на операциях еще до окончания Астраханского медицинского института. Потом - два года самостоятельного врачебного опыта в сельской больнице. Великолепный старт продолжился быстрым восхождением, в тридцать четыре года Белоярцев получает докторскую степень за работу по анестезиологии. И тогда" же, в 1975 году в Институте сердечно-сосудистой хирургии
им. А.Н. Бакулева он впервые в СССР применил так называемое «жидкостное дыхание» с заменой в легких воздуха на жидкий перфторуглерод.
Этот опыт заставил его задуматься о переходе из медицины в науку, отыскивающую «причины явлений». Так Феликс Белоярцев оказался в пущинском Институте биофизики - там начиналась работа по поиску кровезаменителя. Яркий, энергичный, безмерно талантливый Белоярцев выделялся среди коллег-ученых. Он прекрасно разбирался не только в медицине - литература, искусство, умение чувствовать поэзию - создавали образ универсального человека. Пальцы хирурга не уступали гибкостью рукам музыканта, тем более, что Феликс и в самом деле прекрасно играл на фортепиано. В общении Белоярцев казался мягким и немного застенчивым, и так оно и было, пока дело не касалось работы. В спешно созданной лаборатории Медицинской биофизики царил другой Белоярцев - беспощадный к недобросовестности, принципиальный, готовый работать с утра до ночи.
Проекту обещали всемерную поддержку «сверху», главное - чтобы быстрей, быстрей... Феликс и сам торопился, сотрудников набирали без особых рекомендаций и испытательного срока, всем предоставлялись роскошные условия для работы. Но многие с удивлением обнаружили - работать с Белоярцевым тяжело. В лаборатории кипела жизнь, далекая от размеренного бытия академического ученого. Ненормированный рабочий день тут означал не долгие чаи и перекуры, а напряженный сверхурочный труд.
Если сотрудник проявлял некомпетентность, на него обрушивался гнев обычно тактичного заведующего. У многих это вызывало непонимание и раздражение. Зато такая политика позволила Белоярцеву выделить среди коллег группу единомышленников.
Плечом к плечу с Феликсом работали такие же энтузиасты: Евгений Маевский, Бахрам Исламов, Сергей Воробьев. Они не только выдерживали напор начальника лаборатории, но и сами подгоняли время. Каждый из них чувствовал - делается большое и очень важное дело, которое выпадает не каждому ученому. Кроме того, было ясно - без требовательности и нажима проект захлебнется в бюрократических проволочках. Плановая система экономики распространялась и на науку, заявки на реактивы и оборудование необходимо было подавать за год. Исследования продвигались так быстро, что неповоротливая машина госснабжения становилась тормозом. Белоярцев курсировал между Пущино и Москвой, выбивал препараты, необходимые для приготовления эмульсии, доставал нужные приборы, договаривался о сотрудничестве с институтами и клиниками.
То и дело на его служебные записки накладывались резолюции: «Переоформить», «Пересчитать», «Поставить в очередь на получение». Феликс Белоярцев приходил в отчаяние, но продолжал работать. Лаборатория перевыполняла план - работы, на которые отводились годы, делались за несколько месяцев. Иваницкий выписывал солидные премии, из этих средств
Белоярцев оплачивал наличными уникальную аппаратуру. Профессор выдавал сотрудникам денежное поощрение, предупреждал: половина этих средств предназначена для заказа приборов. Участники проекта ехали к мастерам за нужными устройствами, привозили их в лабораторию. Работа по созданию кровезаменителя шла полным ходом, появились первые обнадеживающие результаты.
Голубая живая вода
К этому времени американцы и японцы зашли в тупик - их препараты на основе пер-фторуглеродов вызывали тяжелые осложнения. При введении эмульсии подопытные животные часто погибали от закупорки сосудов. Иностранные препараты создавались из крупных капель, для того, чтобы кровезаменитель быстрее выводился бы из организма. Ведь чем крупнее капли эмульсии, тем легче они слипаются. Эти «комочки» поглощаются фагоцитами - клетками иммунной системы, созданными для уничтожения «врагов». И, действительно, при введении крупнокапельной эмульсии фагоциты принимались за работу с удвоенной энергии. Но при этом закупоривались капилляры, и животные умирали.
Лаборатория Белоярцева не имела возможности ознакомиться с этими результатами, но наши ученые интуитивно выбрали иной путь. В Пущи-но готовили эмульсии с максимально мелкими частицами. Для этого придумали специальные аппараты, но запускать их в производство было непозволительно долго. В Черноголовке, еще одном подмосковном научном городке, нашелся умелец, который смог изготовить такой аппарат. По мере надобности прибор усовершенствовали, мастер собирал новые и новые уникальные агрегаты. Все это стоило немалых денег, но затраты нервов, сил и средств окупились. В перфтор-эмульсии Белоярцева средний размер частиц составлял всего ОД микрона, в семьдесят раз меньше эритроцитов. Это оказалось оптимальным соотношением. Микрочастицы эмульсии проникали даже сквозь сжатый капилляр, через который не может «протиснуться» эритроцит.
Да, они несли с собой меньше кислорода, чем доставили бы природные переносчики. Но того небольшого количества, которое давала пер-фторэмульсия, хватало на то, чтобы капилляры сделали «вдох». Сеть сосудов расширяется -в них проникает больше эмульсии, сосуды начинают «дышать» глубже. И в итоге просвет делается достаточным для того, чтобы возобновился ток эритроцитов. Белоярцеву оставалось решить проблему вывода препарата из организма. Лабораторные опыты привели к неожиданному открытию: мелкодисперсная эмульсия прекрасно выводится из организма через легкие. Эти потрясающие открытия ученые сделали всего за три года. Полученное вещество голубоватого оттенка назвали перфтораном, в повседневном обиходе его стали называть «голубой кровью».
Начались испытания готового препарата. Пер-фторан работал великолепно, в институте даже жила собака, которой заменили на эмульсию более 70% крови. Она не только выжила и прекрасно себя чувствовала через пол года после окончания опыта у нее родились здоровые щенки. Их разобрали «на счастье» сотрудники лаборатории. Казалось, исследователей впереди ждет признание и успех.
Первую фазу завершили через год, в марте 1985 года началась вторая стадия проверки «препарата в качестве кровезаменителя с функцией переноса кислорода в лекарственной форме -эмульсия во флаконах». Составленные неповоротливым канцелярским языком бумаги открывали разработке лаборатории Белоярцева зеленый свет. Масштабные испытания проводили в ведущих клиниках СССР. В программе участвовали Главный военный госпиталь имени Бурденко, Военно-медицинская академия имени Кирова, кафедра Детской хирургии 2-го Московского Государственного медицинского института, Институт хирургии имени Вишневского, Институт трансплантологии. Везде испытания проводились на группах минимум из 50 пациентов. Результаты, как говориться, превзошли ожидания. Стало ясно - новый препарат ждет настоящий триумф.
Если ворон в вышине...
Работу по созданию и производству перфто-рана выдвинули на соискание Государственной премии СССР. По тогдашним нормам претендовать на премию могли лишь коллективы, численностью не более 12 человек. Весной 1985 года утвердили список, в который вошли химики,синтезировавшие компоненты препарата и три основных разработчика. Белоярцев, Маевский, Исламов сразу же стали объектом неудержимой зависти коллег. Все, что произошло дальше, любому человеку со стороны показалось бы чудовищным фарсом. Ценой невероятных усилий наши ученые в кратчайшие сроки разработали препарат, прошедший все клинические испытания и обещавший спасти тысячи жизней. Мы победили в «гонке вооружений». И вдруг... По городу поползли нелепые слухи о том, что руководство лаборатории грабительски отнимало зарплату у сотрудников. Разумеется, на украденные деньги устраивались кутежи и банкеты, дальше этого фантазия сплетников не шла.
Назначили закрытый ученый совет, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Некоторые сотрудники лаборатории высказали претензии Белоярцеву, критикуя жесткий стиль руководства. Но ни один из слухов, как и следовало ожидать, не подтвердился. Совет постановил: в октябре 1985 года собирать симпозиум по применению перфторуглеродов. Однако, накануне открытия пришло особое распоряжение вице-президента Академии наук Юрия Овчинникова. Научный симпозиум запрещался, зато начиналось расследование «преступлений» Феликса Белоярцева. Следователи вели допросы, изымали лабораторные журналы, собирали доносы тех, кто был обижен на Белоярцева. Выявился перерасход спирта в лаборатории, за эту ниточку и уцепились когти «правосудия».
Всесильный вице-президент АН СССР Юрий Овчинников был инициатором исследований ПФУ. Он же стал «гробовщиком» проекта Белоярцева. Историк науки Симон.Шноль считает, что уже больного лейкемией Овчинникова на группу Иваницкого натравил личный врач вице-президента и главный конкурент Генриха и Феликса Андрей Воробьев.
Иваницкий созвал еще один ученый совет, чтобы огласить результаты клинических испытаний. 28 ноября 1985 года один за одним с докладами поднимались на кафедру именитые врачи. Они сообщали невероятные факты - при применении перфторана при пересадке почек успех операций составляет практически 100%. Пациентка с тяжелой черепно-мозговой травмой выжила и стремительно пошла на поправку. В Институте хирургии перфторан отлично зарекомендовал себя при операциях на сердце. И вот выступает военный хирург Виктор Мороз. Он увез с собой в Афганистан запас перфторана и теперь рассказывал о том, как «голубая кровь» спасла множество жизней... Но профессор Белоярцев не проявлял радости. Во время Совета он безучастно сидел в углу зала и молчал. Видимо, он уже тогда ощущал, как неумолимо сжимается вокруг него кольцо.
Генрих Иваницкий решился на отчаянный шаг - отправился в Москву, на Лубянку. Там дело закрыли. Казалось, ученые могли вздохнуть спокойно, но тут слухи о «злоупотреблениях» заинтересовали прокуратуру Серпухова... Много лет спустя, с своей книге «Гении и злодеи российской науки» историк Симон Шноль шаг за.шагом проанализировал происходящее в те годы и выдвинул наиболее правдоподобную версию. «Новый препарат, претендующий на название «кровезаменитель», должен был быть создан в Центральном институте гематологии и переливания крови под верховным руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, - пишет Симон Шноль, - но их препарат был много хуже и клинических испытаний не выдержал. А тут явный дилетант в медицине Иваницкий и не дилетант, но не гематолог, а анестезиолог Белоярцев... И на премию уже выдвинут...»
Обычная зависть! Возможно, так бы и осталась она в сердце академика Воробьева, но обстоятельства дали ему уникальную возможность расправиться с конкурентами. Всемогущий вице-президент Академии наук Юрий Овчинников на тот момент был... его пациентом. По версии Симона Шноля смертельно больной лейкемией Овчинников всецело доверял своему врачу, а мнение академика о перфторане в силу понятных причин было «отрицательным». И для «счастливчика» Феликса развернулся последний круг ада. На него завели дело по присвоению зарплат сотрудников и незаконному использованию спирта в лаборатории. Пытались припомнить историю с «несанкционированным» использованием «голубой крови» для спасения умирающей девочки. Разыскали родителей ребенка. Услышав, что от него хотят, отец малышки пригрозил спустить с лестницы любого, кто придет брать показания против Белоярцева. Если бы все участники того давнего театра абсурда повели себя так же, история создания перфторана окончилась бы иначе.
и время все расставит по местам
Помочь другу Иваницкий уже не смог - прокуратура потребовала «на время проведения следствия» отстранить Белоярцева от заведования лабораторией. Итоги ученого совета создали иллюзию, что нужно немного перетерпеть и все ужасы преследования развеются как дым. Казалось, еще немного, и фарс окончится. Так и случилось, но такой развязки никто не ожидал. В начале декабря один за одним прошли четыре обыска на квартире Белоярцева. Естественно, ничего дискредитирующего не нашлось, тогда работники прокуратуры решили обыскать дачу опального профессора. Идея возникла из одного доноса: особо креативный сотрудник лаборатории сообщил, что деньги от продажи спирта Белоярцев потратил на ремонт дачи.
Белоярцев казался спокойным, церемонно раскланивался на улицах Пущино со знакомыми. С вежливой улыбкой отклонял приглашения сочувствующих коллег попить чайку; «Спасибо, что-то не хочется». 17 декабря 1985 года работн и ки прокуратуры выехали на «подозреваемую» дачу. Версия следствия была нелепа и оскорбительна - дача представляла собой заброшенный дом далеко на север от Москвы. Хозяин не бывал там годами - все силы отнимала «голубая кровь».
Ехать предстояло более двухсот километров, профессор попросил разрешения отправиться в путь на своей машине. Следом за старенькими «жигулями» двигался микроавтобус со следственной бригадой. Обыск на промерзшей даче продолжался до позднего вечера, стоит ли говорить, что ничего не нашли? Пока опытные руки потрошили вещи, простукивали "стены, Феликс Белоярцев спокойно сидел посреди разгрома. Когда все кончилось, попросил разрешения остаться, ему это позволили.
Утром сторож, пришедший на дежурство, обошел дачную территорию, увидел приоткрытую дверь. Вошел, чтобы проверить всегда пустующий дом и обнаружил профессора, висящего в петле. Смерть сорокачетырехлетнего Белоярцева вызвала шок у всех его знакомых. В день похорон Иваницкий подал на имя Генерального Прокурора СССР протест «О доведении до самоубийства профессора Белоярцева». Такая формулировка навлекла гонения на самого Иваницкого, его постарались дискредитировать. Через две недели на имя Бориса Третьяка, друга и соратника Феликса Белоярцева, пришло письмо профессора: «Дорогой Борис Федорович! Я не могу жить больше в атмосфере этой клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше. Пусть Г. Р. поможет Аркадию в жизни. Если можно, то все мои пу-щинские вещи и мебель отдайте Нине. Это мое завещание. Ваш Ф.Ф.»
Через год «Литературка» опубликовала разгромную статью «Быть или не быть «голубой крови»?» Эта статья стала сигналом к новой атаке - теперь проверки обрушились на Иваницкого. Пострадал и Борис Третьяк, ему предъявили классическое обвинение в растрате. Но с помощью коллег ему удалось доказать свою невиновность. Весной 1987 года Иваницкого исключили из партии, но в разгар перестройки старые обвинения никого уже не интересовали. В 1991 году распался Советский Союз, Институт биофизики тоже поделили на две част^. Одну из них - Институт теоретической и экспериментальной биофизики РАН - возглавил прежде опальный Генрих Иваницкий, возобновились эксперименты с «голубой кровью».
По инициативе Иваницкого в Пущине создали фирму «Перфторан», в 1996 году «голубая кровь» была официально зарегистрирована и пущена в продажу. Это событие заставило прессу вспомнить о старом «деле». В ходе журналистских расследований выяснилось, что всем «жертвам эксперимента» препарат дал шанс на новую жизнь. Разработчики получили Премию Российской Федерации в области науки и техники. А в 2002 году создателям перфторана вручили Национальную премию «Призвание» за вклад в развитие медицины. Этих высоких наград посмертно удостоился и Феликс Белоярцев. Но кто знает, что дороже безвременно ушедшему - дипломы с запоздалым признанием его заслуг или благодарность спасенной девочки со смешными косичками и ее подрастающих детей.
Возвращение «голубой крови»
Казалось бы, высокие премии поставили точку в драматической истории создания «голубой крови». Но возникли новые вопросы... Главный -насколько за годы вынужденного перерыва в работе ушли вперед ученые других стран? Ответ получили главные конкуренты России - американцы. По результатам их экспертизы «русский перфторан» оказался лучше всех существующих в мире аналогов этого препарата. Почему же длительное отставание во времени не выбросило российскую разработку на периферию? Оказалось, что во время работ с перфторэмульсией иностранные ученые сосредоточились на создании искусственного гемоглобина. При этом препараты на основе перфторуглеродов отошли на второй план, поэтому сегодня перфторан остается единственным готовым препаратом.
К сожалению, продвижение на международный рынок идет медленно. Чтобы продавать российский перфторан в Европе, Азии и США нужно пройти тестирование в этих регионах. Это очень дорого, поэтому основным остается отечественный рынок сбыта. Сегодня «голубая кровь» продается в аптеках, закупается для клиник, в Пущине создан банк кровезаменителя. Пока масштабы производства не очень широки, цена на перфторан довольно высока - 200 мл для внутривенного применения стоят от 1500 рублей и выше. Как и предполагал профессор Белоярцев, его препарат оказался не только кровезаменителем. Он эффективен при «жировой эмболии» (закупорке сосудов при травмах),прилеченииче-репно-мозговых травм помогает предотвратить отек мозга, прекрасно сохраняет донорские органы в трансплантологии.
Но этот препарат продолжает удивлять исследователей. О том, что он активирует кровообращение, врачи знали уже с первых клинических испытаний. При этом отмечали - в крови повышается уровень оксида азота. Пятнадцать лет назад это сочли одним из дефектов препарата. А в 1998 году Нобелевскую премию по медицине получил Роберт Ферчготт. Он открыл, что оксид азота является главной сигнальной молекулой в регуляции сердечно-сосудистой системы. «Недостаток» перфторана обернулся невероятным достоинством. Сколько еще таких приятных сюрпризов принесет «голубая кровь» медицине, покажет только будущее.
Но уже сегодня точно можно сказать: этот препарат произвел революцию не только в медицине. Пока в Пущино возрождали перфторан, их коллеги из московского Института переливания крови (ЦОЛИПК) решили применить «голубую кровь» в косметике. Идея была проста - «дыхание кислородом» возможно не только через легкие, но и через кожу. В коже тоже есть капилляры, ей полезна активация кровообращения. Российский препарат прекрасно выполнял все эти функции при разработке принципиально новой косметики. Так появилась фирма «Низар», применившая «голубую кровь» при разработке косметической продукции. В 1998 году все права на выпуск кислородной косметики были переданы компании Faberlic, организовавшей серьезную научную лабораторию, под крылом которой собрались лучшие молодые ученые России.
И снова не обошлось без открытий: «Акваф-тем» (так назвали «голубую кровь» в кислородной косметике) оказался буквально панацеей. Ранозаживляющие и омолаживающие свойства, улучшение микроциркуляции в коже, улучшение «дыхания». Насыщенная кислородом кожа буквально излучает энергию. Достаточно сказать, что в присутствии молекул кислорода, принесенного «голу-" бой кровью», каждая молекула глюкозы выделяет в семь раз больше энергии. Да еще выяснилось, что чудо-препарат может доставлять в глубокие слои кожи не только кислород, но и любые другие добавки - например, витамины. Это означает, что кислородная косметика - единственная в мире - в состоянии действительно улучшать состояние кожи, возвращать ее собстственные возможности на уровень молодой, а не просто ставить ее «на костыли» различных чудо-добавок. Уникальность кислородной косметики на основе перфтор-углеродной эмульсии подтверждена множеством патентов, действующих практически по всему миру.
Исследование «голубой крови» сегодня продолжают и медики, и косметологи. Триумф препарата, созданного под руководством Феликса Белоярцева, очевидней с каждым годом. Возможно, дело профессора продолжит и его сын Аркадий, ме-дикпообразованию.Неисключено,что однажды ему вручат знак «Золотой перфторан», который сегодня вручается за разработки и внедрение «голубой крови»...
В октябре 2008 года в Астрахани, на доме, где жил Белоярцев, установили мемориальную доску. С мраморной плиты на соотечественников смотрит гениальный ученый... Да, продолжаются разработки «голубой крови». Да, впереди новые победы талантливых исследователей. Но краткая надпись под портретом напоминает, с чего начиналась эта дорога...
Симон Шноль, написавший книгу «Гении и злодеи российской науки», ближе всего подошел к разгадке смерти Белоярцева
16 октября исполняется 167 лет со дня проведения первой в мире операции под наркозом. Первый в мире наркоз применил врач Томас Мортон. В России первые операции под общим обезболиванием были проведены в 1847 году
Говоря о кислородной косметике, мы привычно рассказываем о ней, как о препаратах с перфторуглеродами, которые были разработаны «еще советскими учеными» во время «cекретных разработок кровезаменителей».
Но что стоит за этими интригующими фразами? Попробуем разобраться.
Мыши и крысы
История кислородной косметики началась почти полвека назад. Правда, тогда никто и не подозревал, что простой рабочий эксперимент сослужит добрую службу миллионам женщин.
Легенда гласит, что одним погожим деньком 1966 года некая лабораторная мышка взяла да и упала в банку с перфторуглеродной эмульсией. Упала, захлебнулась, но… не погибла, а продолжала дышать. Мышку, разумеется, достали, и она как ни в чем не бывало зашагала прочь.
А ученые задумались – каковы же механизмы чуда? Однако, скорее всего, всё было не совсем так – мышки просто так в банки с ПФУ не падают.
В начале 60-х американскому ученому Генри Слоивитеру пришла в голову мысль о том, что перфторуглеродная эмульсия, насыщенная кислородом, может быть дыхательной средой для живых существ.
И тогда эту идею решили проверить. В 1966 году мышку специально поместили в аквариум с эмульсией. Впрочем, как именно грызун попал в «банку» – неважно. Главное, что ставший знаменитым зверек позволил перерасти подозрениям в уверенность: на основе перфторуглеродов – полностью фторированных органических соединений (ПФОС) – можно создать эмульсии, способные заменить живым существам воздух и выполнять функции крови, разносящей по организму кислород!
А в 1968 году Роберт Гейер полностью заменил кровь подопытной крысы перфторуглеродной эмульсией — и животное осталось живо.
Свидетели Иеговы. Америка конкурирует с Японией
Сразу после того, как портрет незадачливого грызуна напечатали все серьезные журналы, ученые взялись за работу. Более 40 различных фирм начали разрабатывать эту проблематику. Специальные лаборатории были организованы в США, Швеции, Германии, Англии, Японии и Китае.
Первыми успеха добились японцы. В 1974 году они выпустили препарат, получивший название, которое на русском языке звучит исключительно жизнеутверждающе – «Флюосол–ДА». В 1979 году его разрешили для введения людям. Говорят, первыми добровольцами, решившимися ощутить каково это – когда в твоих жилах течет искусственная кровь– стали 50 членов секты «Свидетели Иеговы». Переливание донорской крови запрещено им их религией. Испытания прошли успешно, и в 1982 году препарат поступил в широкую продажу.
Увы, как только «Флюосол–ДА» перешагнул границы Японии и попал на американский рынок, вокруг него разгорелся настоящий скандал. Причиной стала неожиданно высокая реактогенность препарата – 35% случаев. И это при том, что японцы заявили – всего 2-5%! А американцы обвинили японских разработчиков в намеренной фальсификации данных исследований с целью утаить истинные свойства лекарства.
Правда, когда страсти поутихли, спокойный научный анализ доказал, что у людей монголоидной расы просто совершенно иная чувствительность иммунной системы к препаратам вроде эмульсий ПФОС. Но когда это выяснилось, «Флюосол–ДА» был уже запрещен, японская фирма рухнула, а ее владелец умер.
В гонку включается СССР
Советский Союз вступил в игру чуть позже. Работы начались в Ленинграде, в НИИ гематологии и переливания крови (ЛНИИГПК) в начале 70-х годов. А вскоре в связи со стратегической важностью тема была взята под контроль головного московского учреждения – Центрального ордена Ленина Института гематологии и переливания крови (ЦОЛИПК).
Забегая вперед, скажем, что в итоге коллектив двух институтов создал препарат «Перфукол», создавая который, по словам его непосредственных разработчиков, за основу брали японский «Флюосол–ДА».
И может быть все бы шло спокойно и гладко, но в 1979 году у московско-ленинградского альянса появился серьезный соперник — Институт биофизики АН СССР в г. Пущино.
Случилось всё с легкой руки молодого и невероятно энергичного доктора медицинских наук Феликса Федоровича Белоярцева. Белоярцев был исключительно талантливым человеком – врач по образованию, известный анестезиолог, уже в 34 года ставший доктором медицинских нак, он бросил блестящую медицинскую карьеру ради научной, но преуспел и здесь.
Белоярцев Ф.Ф.
Вернувшись из поездки по США, где он узнал про работы над созданием кровезаменителей, Белоярцев убедил руководство Академии Наук заняться этой темой.
До этого момента ПФОС в Академии интересовались лишь с точки зрения «чистой науки». Но когда речь пошла о собственно кровезаменителях, дело приняло совсем другой оборот.
В разгаре была холодная война, перенасыщенные ядерным оружием, две сверхдержавы готовились к любому варианту развития противостояния, в том числе и к самому худшему. При любой войне, в том числе и ядерной, жизнь уцелевшего населения и военных напрямую зависит от запасов крови, а донорской и в мирное-то время не хватает.
В общем, успешные испытания ПФУ означали миллионы спасенных жизней… и как минимум Государственную Премию. Между минздравовскими учеными и учеными из Академии наук началась нешуточная конкуренция.
Как создавалась «голубая кровь»
В лаборатории, возглавляемой Белоярцевым, работа двигалась семимильными шагами.
Симон Шноль в своей книге «Герои и злодеи российской науки» вспоминает, что «Белоярцев носился в своих «Жигулях» из Москвы в Пущино и обратно иногда дважды в день. Нужно было добывать исходные компоненты для приготовления эмульсий. И говорил: «Ребята, мы делаем большое дело! Все остальное неважно».
В итоге, несмотря на то, что его конкуренты начали работу на 2 года раньше, два препарата-кровезаменителя они выпустили одновременно. Уже в 1984 году Фармкомитет Минздрава СССР выдал разрешение на проведение клинических испытаний «Перфукола» и «Перфторана» (такое название получил «академический» кровезаменитель).
«Обошел» Белоярцев и американцев с японцами. И те и другие, создавая эмульсии, старались обеспечить как можно более быстрое выведение препарата из организма и для этого делали эмульсию из крупных капель. Чем крупнее капли эмульсии, тем легче они слипаются, образуя мицеллы, поглощаемые фагоцитами – клеточными «чистильщиками». Всё так, но при этом неизбежна закупорка мелких сосудов. И подопытные животные в американских и японских лаборатория начали гибнуть.
Белоярцев же додумался делать эмульсию с мелкими частицами. И это стало настоящей революцией!
Дело в том, все виды функциональных расстройств в медицине в конце концов связаны с нарушением кровообращения. Сжимаются капилляры, ухудшается кровоток, уменьшается снабжение клеток кислородом. А в бескислородной вреде начинает преобладать гликолиз – расщепление глюкозы до молочной кислоты. Закисляется среда – капилляры сжимаются еще больше, еще меньше поступает кислорода… И так до полного разрушения органов и тканей.
А мелкие частицы перфторэмульсии могут проникать через сжатый капилляр. Кислорода они несут меньше, чем кровь, но даже маленькая струйка кислорода способная повернуть процесс вспять – капилляры немного расширяются, увеличивается приток кислорода, капилляры расширяются еще больше – кровоснабжение восстанавливается.
Также обнаружилось, что Перфторан идеально подходит для ускорения заживления ран и трофических нарушений.
Победа! Но…
Казалось, любимец фортуны Феликс Белоярцев и в этот раз остался на коне! Пусть два препарата вышли одновременно, но в 1985 году испытания «Перфукола» («минздравовского» кровезаменителя) пришлось досрочно прервать из-за вызываемых им тяжелых реакций, эмульсию отправили на доработку. А вот «Перфторан» был выдвинут на соискание Государственной премии СССР.
Но разработчикам эта победа принесла множество неприятностей. Неожиданно начались проверки Генпрокуратурой и КГБ. «Ответственных товарищей» препарат привлек отнюдь не своими уникальными свойствами. Команду Белоярцева обвиняли в нарушении регламента, фальсификации материалов по испытаниям Перфторана, а его самого в… краже казенного спирта.
Что было причиной того, что люди, занятые исследованием государственной важности, вдруг стали объектом какой-то нелепой травли? Сегодня разобраться в этом уже очень сложно. Но наиболее правдоподобной выглядит версия Симона Шмоля, непосредственно наблюдавшего за развитием событий.
Главную роль в трагическом развороте этой истории он отводит тогдашнему вице-президенту АН СССР Ю. А. Овчинникову. По этой версии, могущественный вице-президент, сделавший головокружительную научную карьеру не только благодаря талантам, но и во многом продвигаясь «по партийной линии», в столь блестящих исследованиях оказался «ни при чём». Президент Академии Наук назначил руководителем всех работ не его, а молодого Генриха Иваницкого!
Было и другое обстоятельство. Овчинников на тот момент уже был болен лейкемией и лечился у главного гематолога страны, чей препарат оказался много хуже и клинических испытаний не выдержал. По мнению Симона Шмоля, врач вполне мог воспользоваться доверительными отношениями со своим могущественным пациентом, чтобы свести счеты со своим молодым и более удачливым конкурентом.
В общем, разбирательство поддержало и руководство Минздрава. Возможно, еще и потому, что никто из сотрудников его учреждений, 15 лет принимавших активное участие в создании эмульсии перфторуглеродов, не был включен в состав соискателей госпремий.
И грянул гром
Травля Феликса Белоярцева закончилась трагически. Его постоянно допрашивали. Однажды следователи приехали к нему на дачу, чтобы найти там запасы украденного спирта. Ничего не нашли. А утром сторож нашел мертвого Феликса Федоровича.
Спустя некоторое время на имя заместителя Иваницкого по АХО пришло письмо: «Дорогой Борис Федорович! Я не могу жить больше в атмосфере клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше. Пусть Г.Р. поможет Аркадию в жизни. Если можно, то все мои пущинские вещи и мебель отдайте Нине. Это мое завещание. Ваш Ф.Ф.»
Смерть Белоярцева стала потрясением. Уже неоднократно упоминаемый нами Симон Шмоль пишет: «А в самом деле, почему он не выдержал? Я думаю, Ф.Ф. был незакалён. Его жизнь была слишком счастливой и удачливой. Ему были омерзительны повадки КГБ и прокуратуры. Он ужаснулся возможности ареста и невозможности защитить свое имя».
Следом шишки посыпались на директора институт биофизики АН СССР Г.Р. Иваницкого. Его сняли с поста директора института, а потом исключили из КПСС.
В тогдашней советской прессе эта тема активно муссировалась. Газета «Советская Россия», журналы «Огонек» и «Коммунист», «Литературная газета» – все заметные издания того времени участвовали в дискуссии о ПФУ. В итоге под колесо попали и академические, и минздравовские исследования. Из ЦОЛИПКА все разработки была переданы во ВНИИ технологий кровезаменителей и гормональных препаратов.
Птица Феникс
Казалось бы, эта удивительная история, где в единый узел сплелись кураж и зависть, наука и политика, подошла к концу. Тем более, что конец 80-х стал одновременно и концом СССР.
Но создатели «голубой крови» возродились из пепла.
В 1991 г. в Пущине во многом трудами восстановленного в своей должности Г.Р. Иваницкого была создана фирма «Перфторан». В 1996 г. «голубая кровь» была, наконец, официально зарегестрирована и с 1997 года пущена в продажу.
Не забыли об эмульсиях и сотрудники ЦОЛИПКа. Пока пущинцы возрождали свой препарат, им пришла в голову идея использовать «голубую кровь» в косметике – так появилась фирма «Низар».
И хотя в косметике используются практически те же эмульсии, что и в кровезаменителях, о конкуренции речь уже не шла. В Пущине занимались медицинскими препаратами, в Москве косметическими.
В 1998 году все права на выпуск косметики с ПФУ у «Низара» выкупила компания Faberlic. На сегодняшний день Faberlic принадлежат все права на накожное использование ПФУ (Аквафтем) на территории России и стран бывшего СНГ. Начат процесс патентования на территории США, Канады, Латинской Америки, Европы (включая страны Балтии) и Азии.
В 1998 г. группа ученых, разработавших Перфторан, была удостоена премии Правительства Российской Федерации в области науки и техники «За высокие результаты в разработке и применении новых средств в медицине и здравоохранении».
По материалам журнала «Новости в мире косметики»
сентябрь 2004 г.
На днях американские ученые объявили о громкой сенсации, которую, по их мнению, можно приравнять к первому полету на Луну. Изобретен универсальный заменитель человеческой крови, который, в отличие от настоящей алой жидкости, можно хранить сколь угодно долго и транспортировать без ущерба для качества «товара». По некоторым показателям ноу-хау даже превосходит обычную кровь, утверждают американские медики: заменитель лучше обеспечивает организм кислородом. Но мало кто знает, что первенство в изобретении «синтетической крови» – перфторана – принадлежит российским ученым из подмосковного Пущино, которые разработали его более 20 лет назад. Доктор биологических наук, профессор кафедры биофизики физфака МГУ им. М.В. Ломоносова Симон Шноль назвал изобретение «голубой крови» последней трагедией науки в СССР.
«В конце 70-х годов по специальным каналам правительство СССР получило сообщение о проводимых в США и Японии работах по созданию кровезаменителей на основе перфторуглеродных эмульсий, – вспоминает Симон Эльевич. – Было очевидно стратегическое значение этих исследований. Холодная война была в разгаре, напряжение в мире возрастало. При любой войне, и особенно при ядерной, жизнь уцелевшего в первые секунды населения зависит в первую очередь от запасов донорской крови. Но даже в мирное время ее не хватает. И без мировых катастроф сохранение донорской крови – чрезвычайно сложное дело. Еще одна проблема – как избежать ее заражения вирусами гепатита и СПИДа? Мысль, что от всех этих проблем можно избавиться посредством безвредной, незараженной, лишенной групповой индивидуальности, не боящейся нагревания перфторуглеродной эмульсии, казалась спасительной. И правительство поручило Академии наук решить эту проблему. За дело взялись вице-президент АН СССР Юрий Овчинников и директор Института биофизики РАН Генрих Иваницкий. Их «правой рукой» стал молодой, талантливый ученый, доктор медицинских наук, профессор Феликс Белоярцев».
К концу 1983 года препарат был готов к клиническим испытаниям. Он представлял собой жидкость голубоватого цвета – отсюда и поэтическое название «голубая кровь» – и обладал помимо многих полезных свойств поистине уникальным: мог доставлять кислород через мельчайшие капилляры. Это было грандиозным открытием, так как при большой потере крови сосуды сжимаются. Без кислорода же сердце, мозг, все жизненно важные органы и ткани погибают. О «русской голубой крови» заговорили как о спасительной панацее для рода человеческого. В аналогичных исследованиях американских и японских исследователей наступил кризис. Подопытные животные после введения препаратов часто погибали от закупорки сосудов. Как решить эту проблему, догадались только наши ученые.
Белоярцев был поглощен этой работой: он не спал сутками, ездил за нужными приборами и препаратами из Пущино в Москву по несколько раз в день, – а это 120 километров – тратил на это всю свою зарплату и наивно полагал, что все вокруг разделяют его фанатизм. «Ребята, мы делаем великое дело, остальное неважно!» – твердил он своим сотрудникам, не догадываясь, что для кого-то это не так.
В это время в реанимационное отделение Филатовской больницы попала пятилетняя Аня Гришина. Девочка, сбитая троллейбусом, была в безнадежном состоянии: множественные переломы, ушибы, разрывы тканей и органов. К тому же в ближайшей больнице, куда Аню доставили после травмы, ей перелили кровь не той группы. Ребенок умирал. Врачи объявили об этом родителям, но те не хотели мириться с неизбежным. Детский хирург, друг Феликса Белоярцева, профессор Михельсон сказал: «Последняя надежда – у Феликса есть какой-то препарат»┘ Консилиум с участием заместителя Министра здравоохранения, детского хирурга Исакова постановил: «По жизненным показаниям просить профессора Белоярцева»┘ Тот услышал просьбу по телефону и тут же примчался в Москву. Он привез две ампулы перфторана. У телефона в Пущино остался ближайший соратник Белоярцева Евгений Маевский.
«Через некоторое время позвонил Белоярцев, – вспоминает Евгений Ильич. – Он был сильно взволнован. «Что делать? – просил совета он. – Девочка жива, после введения первой ампулы, кажется, стало лучше, но наблюдается странный тремор» (дрожь). Я сказал: «Вводи вторую!» Девочка выжила. С тех пор я ничего не знал об ее судьбе. Но однажды, это было в 1999 году, меня пригласили на телевидение для участия в передаче о перфторане. В какой-то момент в студию вошла высокая, розовощекая девушка лет двадцати, что называется, «кровь с молоком». Как выяснилось, это и была наша с Феликсом подопечная – Аня Гришина, студентка, спортсменка и красавица».
Следом за Аней перфторан спас еще 200 солдат в Афганистане.
Казалось бы, после этого препарату обеспечено великое будущее, а его создателям – премии и почести. На деле все вышло иначе. Против Феликса Белоярцева и его коллег было возбуждено уголовное дело. Их обвинили в том, что они испытывают на людях препарат, еще официально не зарегистрированный Минздравом. В Пущино приехала комиссия из КГБ, «люди в штатском» денно и нощно дежурили в институте и под дверьми квартир разработчиков «голубой крови», устраивали допросы и умело натравливали людей друг на друга. Начались доносы, после чего против Белоярцева был выдвинут ряд абсурдных обвинений – например, в том, что он воровал спирт из лаборатории, продавал его, а на вырученные деньги строил дачу.
«Белоярцев сильно изменился, – вспоминает Симон Шноль. – Вместо веселого, остроумного, энергичного мужчины, окруженного толпой единомышленников и влюбленных женщин-коллег, мы видели опустившего руки, разочарованного человека. Последней каплей в этой дикой истории стал обыск на той самой даче, которую якобы построил Феликс на «уворованные» деньги. Она находилась на севере Подмосковья – примерно в 200 километрах от Пущино. Это был старый деревянный домик, в котором безумно занятый работой Белоярцев не бывал уже несколько лет. Он попросил разрешения ехать туда на своей машине. Следом держали путь люди из «органов». После двухчасового обыска, во время которого они, естественно, ничего подозрительного не обнаружили, Феликс попросил разрешения заночевать на даче. Они не возражали. Утром сторож нашел мертвого Феликса Федоровича. Через некоторое время на имя друга Белоярцева Бориса Третьяка пришло письмо, отправленное накануне самоубийства: «Дорогой Борис Федорович! Я не могу больше жить в атмосфере этой клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше. Пусть Г.Р. (Генрих Романович Иваницкий. – Ред.) поможет Аркадию в жизни┘ Ваш Ф.Ф.».
Иваницкий был потрясен гибелью Белоярцева. В день похорон он подал генеральному прокурору СССР протест «О доведении до самоубийства профессора Белоярцева». Он не знал, что это слишком сильная формулировка для прокуратуры, которая сделает все для того, чтобы дискредитировать это заявление. В Пущино вновь приехала «комиссия», которая провела «проверку» и вынесла заключение: Белоярцев покончил с собой «под тяжестью улик».
«Почему Белоярцев не выдержал? – рассуждает член-корреспондент РАН Генрих Иваницкий, который и сейчас руководит Институтом биофизики РАН в Пущино. – Думаю, он был недостаточно закален, морально не готов к подобному испытанию. Чтобы жить в те годы и заниматься научной деятельностью, недостаточно было только блестящего ума. Необходима особая закалка, дипломатический дар. Иначе легко угодить в опалу партруководства и КГБ. Эти люди не любили чужих успехов. Все, что делалось хорошего в СССР, должно было «списываться» на заслуги КПСС. Травля, которую Белоярцев отнес только на свой личный счет, на самом деле была направлена не только на него, а на то общее дело, которым мы занимались».
Вскоре после смерти Белоярцева уголовное дело было закрыто: ни одна из «жертв» эксперимента не была погублена, наоборот, перфторан для всех оказался единственным спасением. Состава преступления не нашлось.
Только в конце 80-х «голубую кровь» и доброе имя Феликса Белоярцева было решено реабилитировать. Продолжились разработки препарата, которые долгое время велись в Пущино полуподпольно, на деньги энтузиастов.
«Исследуя перфторан, мы все время натыкались на сюрпризы, – рассказывает Генрих Иваницкий. – То, что он великолепно заменяет донорскую кровь, было ясно с самого начала. Но, как и всякий препарат, перфторан имеет побочные действия. Например, на какое-то время он оседает в печени. Мы считали, что это существенный недостаток и пытались с ним бороться. Но потом оказалось, что с помощью перфторуглеродов в печени происходит синтез определенных химических веществ, очищающих ее от шлаков. Это означает, что с помощью «голубой крови» можно лечить, например, нашу национальную болезнь – цирроз печени, а также гепатиты. Или еще один вариант счастливого применения побочного действия. Когда больному вводят перфторан, у него возникает озноб, похожий на гриппозное состояние, – это активизируется иммунная система. Оказывается, перфторан можно использовать в качестве стимулятора иммунной системы, если она ослаблена, и даже лечить СПИД».
Еще полгода назад во время моей командировки в Пущино Генрих Романович говорил, что пока в мире нет аналогов перфторана, но «наука не стоит на месте, и скоро что-то появится». «У Минздрава нет денег на перфторан, хотя речь идет о значительной по сравнению с донорской кровью экономии средств, – предупреждал Иваницкий. – Если Минздрав не изыщет эти средства, наше мировое первенство в использовании перфторуглеродов будет упущено, и мы опять окажемся с «носом».
Ученый как в воду глядел: средства не нашлись. Американцы объявили об «открытии», которому на самом деле – два десятилетия.
Нам не довелось встретиться с Анной Гришиной. По нашим сведениям, девушка, закончив биофак МГУ, уехала на стажировку в США. Зато состоялся телефонный разговор с Дмитрием Звягинцевым – в 1983 году он проходил воинскую службу в Афганистане и был смертельно ранен в бою. Сейчас ему 39, он живет в Калининградской области, работает на автозаправочной станции.
«Я тогда был без сознания, – рассказывает Дмитрий. – Последнее, что помню, – Толя Шаповалов, дружок мой, наклоняется и что-то шепчет. Ничего не слышу, будто оглох. Потом маму увидел, сестру. Еще подумал: откуда они здесь, в Афгане, взялись? Обе махали руками и кричали, чтобы я шел домой. На самом деле их там, конечно, не было. Очнулся уже в госпитале, и врач сказал, что я как бы заново родился. «Повезло тебе, – говорит, – было у нас одно лекарство, очень редкое, которое тебя и вытащило, считай, с того света». Потом я узнал, как оно называется, – перфторан».
МОСКВА, 21 окт — РИА Новости, Анна Урманцева. Трагическая история "голубой крови", или перфторана, является одной из самых символичных в советской науке. Великие ученые, их гениальные идеи, недостаток оборудования, первооткрывательская гонка и далее — зависть, травля, уголовное дело и смерть. Идея производства перфторана рассыпалась вместе с Советским Союзом, и только сейчас этот препарат наконец начинают полноценно использовать в клинической практике. Одно перечисление научных конференций, где медики рассказывают о снижении на фоне применения перфторана показателей летальности при многочисленных травмах, сильных отравлениях, инфаркте миокарда, заболеваниях печени, суставов и других, заняло бы много страниц.
А началось все с того, что в самом начале шестидесятых годов с Запада потянулись слухи про работу над созданием насыщенных воздухом эмульсий. В этом направлении работал американец Г. Словитер, а в 1962 году англичанин И. Килстра опубликовал в журнале "Nature" статью под сенсационным названием "Мышь как рыба", поместив фотографию мыши, находящейся в сосуде с перфторэмульсией.
В отечественных институтах пытались повторить эти опыты. По словам биофизика, члена-корреспондента РАН Генриха Иваницкого, в Институте биофизики АН СССР проводили подобные эксперименты на мышах, но те не выдерживали длительного пребывания под слоем жидкости. Дело в том, что перфторуглероды тяжелее не только воздуха, но и воды, поэтому легким очень сложно "проворачивать" такую массу. Для того чтобы мыши хоть как-то дышали, работу легких приходилось "запускать" принудительно. И вот тогда стало понятно, что газотранспортные свойства перфторуглеродов вполне можно использовать для создания кровезаменителя. Как сообщали спецслужбы, разработка таких эмульсий активно велась в Америке и Японии. Институт биофизики получил задание включиться в гонку по созданию искусственной крови.
До сих пор в институте вспоминают молодого, талантливого, страстного до своего дела профессора Феликса Белоярцева. Он стал доктором наук в 34 года. Под него быстро была создана лаборатория медицинской биофизики. Система заказов реактивов и приборов для научных исследований работала очень медленно, поэтому ученые делали такие заказы за целый год. Для порученной спешной работы такой темп был просто невыносим.
Поэтому профессор Белоярцев пытался составить нужные реагенты из исходных компонентов, а также добыть наличных денег для того, чтобы оплатить нужные приборы. Для этого сотрудникам выписывали денежные премии, большая часть из которых шла на оплату инструментария. Работа шла успешно и быстро. Ученые двигались вперед, у них получалось!
Радостные новости доносились от спецслужб: американские и японские эмульсии приводят к закупорке сосудов. Все дело было в частицах! Советская эмульсия содержала частички размером в 0,1 микрона при размерах эритроцита в 7 микрон. Иностранные заменители состояли из крупных капель, и поэтому слипались, образуя сгустки.
А в советском Институте биофизики по двору уже гуляла собака, 70% крови которой было заменено на перфторан.
И тут произошла одна из подтверждающих успех историй. Белоярцеву срочно позвонили из Москвы: шестилетнюю девочку с многочисленными травмами после наезда троллейбуса доставили в больницу. Там по ошибке ей влили кровь не той группы. Врачи понимали, что девочка умрет, собрали консилиум. Среди медиков был человек, знающий Феликса Белоярцева и предмет его исследований. Было принято решение срочно звонить Белоярцеву и просить его привезти перфторан, пока еще не испытанный на людях. В результате в течение двух часов в больницу были привезены две ампулы эмульсии. После введения первой казалось, что стало лучше, но появилась странная дрожь конечностей. А после введения второй девочка была спасена.
Весной 1985 года работы по производству и испытаниям перфторана были выдвинуты на соискание Государственной премии СССР. И тут началась совсем другая история. На профессора Белоярцева было заведено уголовное дело. Проверяли факты оплаты оборудования наличными деньгами, допрашивали сотрудников, профессора обвиняли в нелегальной торговле спиртом, опытах на детях, травля шла во всех возможных инстанциях, а 17 декабря 1985 года следователи Серпуховской прокуратуры, проведя уже четыре обыска в Институте биофизики, приехали к Белоярцеву на дачу. После обыска Белоярцев попросил разрешения остаться на даче. А утром его уже нашли мертвым. Самоубийство.
Эта трагическая история надолго остановила клинические испытания препарата и внедрение его в производство. Хотя уже тогда точечно спасали людей и понимали, что перфторан может совершить революцию в некоторых направлениях медицины.
Что же сейчас с "голубой кровью"? Ее производят в России? Все патенты на изготовление выкуплены Олегом Жеребцовым — основателем фармацевтической компании Solopharm. Выпуск кровезаменителя начнется только в 2018 году.
