К концу XVIII века Речь Посполитая была одним из крупнейших в Европе государств. Полное название звучало как "Речь Посполитая двух Народов", имелись в виду народы "Короны" (Польского королевства) и "Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского", составившие после Любленской унии 1569 г. федерацию, просуществовавшую вплоть до III раздела.

К концу XVIII века Речь Посполитая была одним из крупнейших в Европе государств. Полное название звучало как "Речь Посполитая (от позднелат. respublica - республика) двух Народов", имелись в виду народы "Короны" (Польского королевства) и "Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского", составившие после Любленской унии 1569 г. федерацию, просуществовавшую вплоть до III раздела.

Три территориальных раздела польского государства были проведены в 1772, 1793 и 1795 годах соседними с Речью Посполитой государствами: Россией, Австрией и Пруссией. После смерти Августа III (1763) в Польше образовались два политических лагеря: Движение под предводительством Чарторысских, предлагавшее программу реформ по возврату славы Речи Посполитой, предполагавшей, что союзником Польши в борьбе за реформы станет Россия, и Республиканцы, программа которых стояла на защите Золотой вольности и сопротивлении всяким изменениям государственного строя. Во главе Республиканцев стояла семья Потоцких. Республиканцы стремились к союзу с Австрией и Францией, и их идеи совпадали с интересами соседних с Польши государств. Уже с 1732 года существовал договор (Договор Лоевенвольда) между будущими государствами, участвующими в разделе, о недопущении изменений государственного устройства страны.

Изначально Екатерина II хотела лично управлять Польшей, но частые внутренние волнения, особенно продолжавшаяся с 1768 по 1772 гг. Барская конфедерация, убедили царицу, что она не сможет держать поляков в подчинении. Наконец, 5 августа 1772 г. Россия, Пруссия и Австрия создали конвенцию о разборе значительных территорий Польши.

I раздел Польши

В результате раздела Пруссия получила: Вармию (область в Пруссии) и воеводства поморское, мальборское и хелминское (без Гданьска и Торуна), а также территории, лежащие над Нотецией и Гоплем, включая 36 тыс. км2 и 580 тыс. жителей. Россия заняла территории, лежащие на восток от Двины, Друи и Днепра, включавшие 92 тыс. км2, и 1 млн. 300 тыс. человек. Австрия – южную часть краковского и сандомерского воеводств, освенцимское и заторское княжества, руское воеводство (Галиция)(без хелмских земель), а также части бельского воеводства всего 83 тыс. км2, и 2 млн. 600 тыс. человек.

По желанию стран, участвующих в разделе, договор раздела должен был утвердить польский сейм. Переговоры Станислава Августа Понятовского с европейскими королями не принесли результата, и сейму пришлось пойти на это, а также принять невыгодные экономические и торговые условия. Впрочем, сейм сумел предпринять попытку реформы государства, создал Комиссию Национального Образования, сократил армию до 30 тыс. солдат и провел её реорганизацию. Кроме того, провел финансовую реформу.

II раздел Польши

Непосредственной причиной II раздела Польши стала проигранная польско-русская война 1792 года, которая велась в защиту Конституции 3 мая. Король уступил желаниям Екатерины II и в июле 1792 присоединился к тарговицкой конфедерации. Представители патриотической партии реформ вынуждены были покинуть страну. 23 января 1793 Пруссия и Россия подписали конвенцию о втором разделе Польши, которая была утверждена основанным тарговичанами гродненский сейм (1793).

В результате II раздела Польши Пруссия заняла: воеводство познаньское, калишское, гнезнинское, щерадское, лечицкое, иновроцлавское, брест-куявское, плоцкое, добрынские земли, часть равского и мазовецкого воеводств, а также Торунь и Гданьск, всего 58 тыс. км2 и почти 1 млн. населения. Российская часть включала белорусские и украинские земли на восток от линии Друя-Пинск-Збруч, всего 280 тыс. км2 и 3 млн. жителей.

III раздел Польши

Поражение восстания Костюшко (1794), направленного против разделов страны, послужило поводом для окончательной ликвидации польского государства. После решения спорных вопросов, 24 октября 1795 года государства участвующие в разделе установили границы остальных польских земель. В результате III раздела Россия получила оставшиеся литовские, белорусские и украинские земли к востоку от Буга, и линии Немиров-Гродно, общей площадью 120 тыс.км2 и 1,2 млн. человек. Пруссия – оставшуюся часть Подляшье и Мазовии с Варшавой, Жемайтии (Западной Литвы) и Малопольши, общей площадью 55 тыс. км2 и 1 млн. населения. Австрия – Краков и часть Малопольши между Пилицей, Вислой и Бугом, часть Подляшья и Мазовии, общей площадью 47 тыс. км2, и 1,2 млн. населения.

Вывезенный в Гродно король Станислав Август Понятовский сложил свои полномочия 25 ноября 1795 г. Империи, участвовавшие в разделах, заключили «петербургскую конвенцию» (1797 г.), которая включала постановления по вопросам долгов государства и польского короля, а также обязательство, что монархи договаривающихся сторон никогда не будут использовать в своих титулах название «Королевство Польское».

Земли, полученные Россией в результате Разделов Польши

I раздел Польши

При первом разделе Польши Россия заняла: Польские Инфлянты (юго-восточные территории Латвии), северную часть полоцкого воеводства, а также витебское и мстиславское воеводство, и юго-восточную часть минского (всего около 92 тыс. км2).

II раздел Польши

При втором разделе – украинские и белорусские земли на восток от линии Друя-Пинск-Збруч, т.е. киевское и брацлавское воеводство, часть подольского, восточную часть волынского и брест-литовского, минское и часть виленского (около 250 тыс. км2).

III раздел Польши

По III разделу Польши Россия получила: литовские, белорусские и украинские земли на восток от Буга и линии Немиров-Гродно (около 120 тыс. км2). В 1807 году владения России охватывали также полученную от Пруссии белостоксую область. На окончательное формирование границ российских владений повлияло создание Варшавского Княжества (1807-1814 гг.), а затем – Королевства Польского (от 1815 г.).

Российские владения охватывали 81% бывшей территорий Речи Посполитой, т.е. литовско-белорусско-украинские земли, а также территорию центральной Польши с Варшавой. Созданное на территории принадлежавшей России Королевство Польское утратило автономию в результате народных восстаний 1830 и 1863 годов.

После I мировой войны и Рижского мира (1921), окончившихся польско-большевистской войной, значительная часть бывших российских владений осталась в СССР, кроме Литвы и Латвии.

Польша до разделов

После I раздела в 1772 году

После II раздела в 1793 году

После III раздела в 1795 году

Одно из самых мощных государств Европы середины второго тысячелетия - Польша - к XVIII веку превратилась в страну, раздираемую внутренними противоречиями, в арену споров между соседними государствами - Россией, Пруссией, Австрией. Разделы стали закономерным процессом развития этой страны.

Основной причиной кризиса, в котором пребывало польское государство, стала вражда крупнейших польских магнатов, каждый из которых, с одной стороны, стремился любыми путями к а с другой, искал поддержку в соседних государствах, открывая тем самым свою страну для иностранного влияния.

Стоит отметить, что, несмотря на то, что Польша являлась монархией, королевская власть была достаточно слабой. Во-первых, король Польши выбирался на сейме, в работу которого на протяжении всего XVIII века вмешивались и Россия, и Франция, и Пруссия с Австрией. Во-вторых, одним из главных принципов работы того же сейма был «либерум вето», когда решение должно быть принято абсолютно всеми присутствующими. Одного голоса «против» было достаточно, чтобы дискуссия разгорелась с новой силой.

Для России польский вопрос долгое время был одним из важнейших в ее внешней политике. Суть его состояла не только в укреплении своего влияния в этой европейской стране, но и в защите прав православного населения, которое проживало на территориях современных Украины и Прибалтики.

Именно вопрос о положении православного населения стал тем поводом, который вызвал первый раздел Польши. Правительство Екатерины II договорилось с королем Станиславом Понятовским об уравнивании прав православного и католического населения, однако часть крупной шляхты этому воспротивилась и подняла восстание. Россия, Пруссия и Австрия были вынуждены ввести войска на территорию Речи посполитой, что в итоге дало прусскому королю Фридриху II возможность заговорить о разделе части польских земель. Разделы Речи Посполитой стали неизбежной реальностью.

В результате первого раздела Польши в 1772 году к России отошли территории восточной Белоруссии и части современной Латвии, Пруссия получила польское побережье северного моря, а Австрия - Галицию.

Однако на этом разделы Речи Посполитой не закончились. Часть прекрасно понимала, что для того, чтобы спасти свое государство, необходимы политические реформы. Именно с этой целью в 1791 году была принята Конституция Польши, по которой королевская власть переставала быть выборной, а принцип «либерум вето» отменялся. Такие преобразования с недоверием были встречены в Европе, где как раз своего апогея достигла Великая Французская революция. Россия и Пруссия вновь ввели войска в польские пределы и инициировали новый раздел некогда могучего государства.

В соответствии со вторым разделом Речи Посполитой 1793 года Россия вернула себе правобережную Украину и Центральную Белоруссию, а Пруссия получила столь желанный ею Гданьск, который она немедленно переименовала в Данциг.

Такие действия европейских государств привели к началу в Польше национально-освободительного движения во главе с Т. Костюшко. Однако это восстание было жестоко подавлено русскими войсками во главе с самим А. Суворовым. Третий раздел Речи Посполитой 1795 года привел к тому, что это государство прекратило свое существование: центральная его часть вместе с Варшавой отошла к Пруссии, Курляндия, Литва и Западная Белоруссия - к России, а Южная Польша с Краковом - к Австрии.

Разделы Речи Посполитой применительно к России завершили процесс воссоединение русского, украинского и белорусского народов и дали толчок к их дальнейшему культурному развитию.

Разделы Речи Посполитой (кратко)

Разделы Речи Посполитой (краткая история)

Фактический раздел Польши начался ещё в ходе первой русско-турецкой войны. Занятая сражениями на юге Российская империя не могла противится такому повороту событий.

Первый раздел Речи Посполитой

В 1770 году Пруссия и Австрия вводят в Польшу свои армии. Согласно Конвенции от 1772 года Галиция доставалась Австрии, России – Восточная Белоруссия, а Пруссия получала часть польских территорий «балтийского коридора», который вёл в Восточную Пруссию из Пруссии.

Таким образом, территория независимой (хоть и формально) Речи Посполитой была существенно урезана, а само государство было на грани гибели.

В 1791 году польские патриоты принимают на Сейме обновлённый вариант конституции, которая ликвидирует былое деление Речи Посполитой на Литву и Польшу, провозглашая единое королевство. Кроме того, была существенно усилена королевская власть, а также полностью запрещены враждебные власти конфедерации. Так как протестанты и православные довольно часто выступали союзниками Пруссии и России, основной религией был провозглашён католицизм. Все привилегии дворян были сохранены.

Все участники польского раздела опасались возрождения былой силы страны. Прусские и русские войска вошли в польские границы, а православные дворяне вместе с недовольными шляхтичами и магнатами сформировали прорусскую конфедерацию.

Второй раздел Речи Посполитой

В начале 1793 года, согласно русско-прусскому договору, начинается второй раздел Польши. В результате этого России отходит Центральная Белоруссия и Правобережная Украина, а к Пруссии – города Познань, Торунь и Гданськ. Итогом данного раздела стала освободительная война Костюшко.

Третий раздел Речи Посполитой

В 1795 году происходит третий раздел Польши. В этот период России отходит Курляндия (желанное ею прибалтийское герцогство).

Таким образом, столь продолжительная борьба за Прибалтику России, а также присоединение к ней белорусских и украинских земель было полностью завершено. Все описанные выше разделы Польши смогли укрепить экономические, военные и политические позиции России, хотя это было сделано и в ущерб польско-литовскому государству, которое исчезло с карты Европы.

Однако в тот период в мировой политике «мудрого и безумного» побеждала лишь мощь и сила, с которой считались все страны, которые оставались действовать на европейской арене.

Воскресенье, 25 Марта 2012 г. 00:13 + в цитатник

В 1772, 1793, 1795 годах Австрия, Пруссия и Россия произвели три раздела Речи Посполитой.

Первому разделу Речи Посполитой предшествовал ввод русских войск в Варшаву после избрания на польский престол ставленника Екатерины II Станислава Августа Понятовского в 1764 году под предлогом защиты диссидентов - притеснявшихся католической церковью православных христиан.

В 1768 году король подписал договор, закреплявший права диссидентов, гарантом их объявлялась Россия. Это вызвало резкое недовольство католической церкви и польского общества - магнатов и шляхты. В феврале 1768 года в городе Бар (ныне Винницкая область Украины) недовольные пророссийской политикой короля под руководством братьев Красинских образовали Барскую конфедерацию , которая объявила сейм распущенным и подняла восстание. Борьбу с русскими войсками конфедераты вели в основном партизанскими методами.

Не обладавший достаточными силами для борьбы с мятежниками польский король обратился за помощью к России. Русские войска под командованием генерал-поручика Ивана Веймарна в составе 6 тысяч человек и 10 орудий разогнали Барскую конфедерацию, заняв города Бар и Бердичев, и быстро подавили вооруженные выступления. Тогда конфедераты обратились за помощью к Франции и другим европейским державам, получив ее в виде денежных субсидий и военных инструкторов.

Осенью 1768 года Франция спровоцировала войну между Турцией и Россией.

Конфедераты выступили на стороне Турции и к началу 1769 года сосредоточились в Подолии (территория между Днестром и Южным Бугом) в составе около 10 тысяч человек, которые уже летом были разгромлены.

Затем очаг борьбы переместился на Холмщину (территория на левобережье Западного Буга), где братья Пулавские собрали до 5 тысяч человек. В борьбу с ними вступил прибывший в Польшу отряд бригадира (с января 1770 года генерал-майора) Александра Суворова , который нанес противнику ряд поражений.

К осени 1771 года вся Южная Польша и Галиция были очищены от конфедератов. В сентябре 1771 года в Литве было подавлено восстание войск под управлением коронного гетмана Огинского .
12 апреля 1772 года Суворов овладел сильно укрепленным Краковским замком, гарнизон которого во главе с французским полковником Шуази после полуторамесячной осады капитулировал.

7 августа 1772 года с капитуляцией Ченстохова война закончилась, что привело к временной стабилизации положения в Польше.

По предложению Австрии и Пруссии, опасавшихся захвата Россией всех польско-литовских земель, был осуществлен Первый раздел Речи Посполитой.

25 июля 1772 года между Пруссией, Россией и Австрией в Петербурге был подписан договор о разделе Польши.
К России отошли восточная часть Белоруссии с городами Гомель, Могилев, Витебск и Полоцк, а также польская часть Ливонии (город Даугавпилс с прилегающими к нему территориями на правом берегу реки Западная Двина);

К Пруссии - Западная Пруссия (Польское Поморье) без Гданьска и Торуня и небольшая часть Куявии и Великой Польши (округ реки Нетцы);

К Австрии - большая часть Червонной Руси со Львовом и Галичем и южная часть Малой Польши (Западная Украина).

Австрия и Пруссия получили свои доли без единого выстрела.

События 1768-1772 годов привели к росту патриотических настроений в польском обществе, которые особенно усилились после начала революции во Франции (1789). Партия "патриотов" во главе с Тадеушем Костюшко, Игнатием Потоцким и Гуго Коллонтаем одержали победу в Четырехлетнем сейме 1788-1792 годов.

В 1791 году была принята конституция, отменявшая выборность короля и право "либерум вето". Была усилена польская армия, в сейм допускалось третье сословие.

Второму разделу Речи Посполитой предшествовало образование в мае 1792 года в местечке Тарговица новой конфедерации - союза польских магнатов , возглавляемого Браницким, Потоцким и Жевуским.

Были поставлены цели захвата власти в стране, отмена конституции, ущемлявшей права магнатов, и ликвидация реформ, начатых Четырехлетним сеймом.

Не надеясь на собственные ограниченные силы, тарговичане обратились за военной помощью к России и Пруссии.

Россия направила в Польшу две небольшие армии под командованием генералов-аншефов Михаила Каховского и Михаила Кречетникова.

7 июня польская королевская армия была разбита русскими войсками под Зельнцами. 13 июня король Станислав Август Понятовский капитулировал и перешел на сторону конфедератов.

В августе1792 года русский корпус генерала-поручика Михаила Кутузова выдвинулся в Варшаву и установил контроль над польской столицей.

В январе 1793 года Россия и Пруссия осуществили второй раздел Польши.

Россия получила центральную часть Белоруссии с городами Минск, Слуцк, Пинск и Правобережную Украину. Пруссии были присоединены территории с городами Гданьском, Торунем, Познанью.

12 марта 1974 года польские патриоты во главе с генералом Тадеушем Костюшко подняли восстание и начали успешно продвигаться по стране. Императрица Екатерина II послала в Польшу войска под командованием Александра Суворова.

4 ноября войска Суворова вошли в Варшаву, восстание было подавлено. Тадеуш Костюшко был арестован и отправлен в Россию.

В ходе Польской кампании 1794 года русские войска столкнулись с противником, который был хорошо организован, действовал активно и решительно, применял новую для того времени тактику. Внезапность, высокий морально-боевой дух повстанцев позволили им сразу же захватить инициативу и добиться на первых порах крупных успехов.
Недостаток подготовленных офицерских кадров, плохое вооружение и слабая военная подготовка ополченцев, а также решительные действия и высокое искусство ведения боя русского полководца Александра Суворова привели к поражению польской армии.

В 1795 году Россия, Австрия и Пруссия произвели Третий, окончательный, раздел Речи Посполитой:

К России отошли Курляндия и Семигалия с Митавой и Либавой (современная Южная Латвия), Литва с Вильно и Гродно, западная часть Черной Руси, Западное Полесье с Брестом и Западная Волынь с Луцком;

К Пруссии - основная часть Подляшья и Мазовии с Варшавой;

К Австрии - Южная Мазовия, Южное Подляшье и северная часть Малой Польши с Краковом и Люблиным (Западная Галиция).

Станислав Август Понятовский отрекся от престола.
Государственность Польши была утрачена, ее земли до 1918 года находились в составе Пруссии, Австрии и России.

ВЗЯТИЕ ВАРШАВЫ

Знать историю невозможно, ибо это не таблица умножения, ее надлежит понимать. Понимание же складывается из двух факторов - знания исторических фактов и умения их анализировать, то есть выявлять приоритетные события и устанавливать между ними причинно-следственные связи. Именно это, а ничто иное и является пониманием истории. Понимание истории своей страны (сугубо с практической точки зрения) нужно не затем, чтобы прослыть высококультурным человеком, а исключительно для того, чтобы самому формировать свою гражданскую позицию, основанную на самоуважении и прагматическом подходе к соседним народам и собственным правителям.

Но иногда и нынешним правителям РФ самим не помешает понимание истории, дабы более профессионально решать тактические политические задачи. Допустим, надо найти повод отменить ненавистный красный день календаря 7 ноября, да еще адекватно ответить полякам, нахально отмечающим 9 ноября освобождение от векового москальского ига, вкупе с другим государственным праздником - днем разгрома «большевистских орд» под Варшавой в 1920 г.

Празднуем поражение в войне?

Именно с этой целью было за уши притянуто и раздуто событие старины глубокой - капитуляция московского гарнизона поляков и литвинов перед народным ополчением Пожарского в 1612 г. Праздновать, если честно, здесь особо нечего, ибо война русскими все равно была вдрызг проиграна, а капитуляция малочисленного польского гарнизона была вызвана техническими причинами (тем, запертым в Кремле, просто нечего стало кушать), а потому не сопровождалась никакими особыми подвигами ополченцев. К тому же называть поляков оккупантами можно только с очень большой-пребольшой натяжкой. Они были лишь одной из сил, принимавших участие в гражданской войне (Смуте) в России вкупе со шведами, татарами, поднепровскими казаками, повстанцами Ивана Болотникова, мятежными сторонниками обоих Лжедмитриев (с ними поляки то дружили, то воевали) и просто толпами разбойников. Причем именно поляки имели с определенного момента законное право находиться в Кремле, ибо польский королевич Владислав был избран русским царем и народ белокаменной бил ему челом. Драматизма тем событиям добавляет то, что западнорусские княжества, составлявшие основу Великого Княжества Литовского, выступали в той заварушке как противники Москвы. Итак, получается, что 4 ноября мы отмечаем не очень значительный эпизод Смуты, имевшей все признаки гражданской войны. Если же воспринимать те события как межгосударственное противостояние России с Речью Посполитой и Швецией, то оно являло собой лишь длинную череду поражений, закончившуюся тяжелым Столбовским миром со Швецией, а с поляками даже не миром, а Деуллинским перемирием, результатом которых были большие территориальные потери на севере и западе. Ну в каком еще государстве правителям может прийти в голову праздновать поражение в войне и кровавую гражданскую бойню? В царской России официальные власти использовали те события как сырье для пропагандистских мифов (вспомним хотя бы миф о Сусанине, ни единого подтверждения которому так и не найдено), хотя и довольно вяло, по одной лишь причине. Изгнание ратников русского царя Владислава из Москвы послужило прологом к поражению династии Ягеллонов в борьбе за московский престол и воцарению династии Романовых. Формально, кстати, Владислав, как потомок Рюриковичей, имел много больше прав на титул царя всея Руси, нежели худородный Михаил Романов, и если бы первый официально принял православие, то не было бы у русских и формального основания нарушить данную ему присягу на верность.

Интеллигенция - пятая колонна России

Впрочем, критиков путинской инициативы отмечать 4 ноября, как... - ей-богу, забыл название сего великого праздника, и без меня хватает. Я же хочу обратить внимание на то, что именно 4 ноября можно с полным основанием праздновать победу над поляками, коли уж так приспичило, правда совсем по другому поводу - в этот день в 1794 г. блистательным графом Суворовым было с боем взято варшавское предместье - крепость Прага, в результате чего польская армия капитулировала, а Речь Посполитая прекратила свое существование. Итогом войны 1794 г. стало возвращение в состав Российской империи западнорусских областей с городами Луцк, Брест, Гродно, Вильна и вхождение в ее состав Курляндии, населенной преимущественно литовцами, латышами и немцами. Собственно польские земли поделили между собой формальные союзники России в той войне - Пруссия и Австрия.

Нам, русским, той суворовской победы стыдиться никак не приходится, ибо мы не захватывали чужое, а возвращали свое, несли населению присовокупленных к империи земель освобождение от польского экономического, религиозного и культурного угнетения, причем это относится не только к русским, но и к курляндским немцам вкупе с местными прибалтийскими племенами. Кстати, назвав Брест и Луцк русскими городами, я нисколько не оговорился. Население сих земель само себя считало русским, а слов «украинец» и «белорус» тогда никто даже не знал. Единственными отличиями от остальных русских было засорение местных диалектов множеством полонизмов да наличие униатской церкви, то есть православной по обряду, но признававшей верховенство Папы Римского и некоторые католические догматы. Впрочем, весьма скоро полонизмы стали исчезать из народного обихода, а униаты в подавляющем большинстве либо вернулись в лоно православной церкви, либо перешли в католичество (последнее не имело ни малейшего повода для ущемления прав). Что же касается грамотного слоя (части городских обывателей, служилых людей и дворян), то они пользовались литературным общерусским языком, знали польский язык и местные русско-польские диалекты, на которых говорило крестьянство. Правда, вместе с русскими землепашцами и немецким дворянством (оно честно служило царям, причем зачастую более рьяно, нежели собственно русские дворяне) России выпало сомнительное счастье принять в свое подданство массу евреев и ополячено-окатоличенную шляхту, но это отдельная песня.

Почему же нынешние хозяева Кремля даже не подумали о том, что славная суворовская победа (сам он приравнивал пражское дело к штурму Измаила) гораздо более подходит как повод для праздника, ибо во-первых, это была действительно блестящая победа, классический пример торжества русского оружия в момент его наивысшего расцвета в конце XVIII столетия, во-вторых, победа, поставившая точку в более чем двухвековом межгосударственном польско-русском противостоянии, победа, в результате которой было восстановлено национальное единство русского народа? (Единственная русская земля, оставшаяся под властью Австрии, Восточная Галиция вкупе с Буковиной были присоединены к СССР только по результатам Второй мировой войны.) Вероятно, главная причина в том, что в течение двух столетий отечественная интеллигенция из кожи вон лезла, чтобы извратить эту славную эпоху, причем не потому, что это было ей зачем-то нужно, а исключительно из подобострастия перед Западом в связи с собственным слабоумием и алчностью. В результате общими усилиями были сформированы два стойких мифа:

1. О благородных польских повстанцах, борющихся под предводительством славного Тадеуша Костюшко за святую свободу.

2. О звериной жестокости русских солдат, которые, взяв штурмом Прагу, подчистую вырезали мирное население этого пригорода Варшавы. Всех монахинь, дескать, предварительно изнасиловали, а убитых младенцев накололи на пики и в таком виде носили их с целью устрашения врагов.

Собственно, миф о пражской резне выполнял тогда абсолютно ту же роль, какую в минувшем веке играла геббельсовская ложь о невинно убиенных русскими польских пленных в Катыни. Если немцы использовали эту пропагандистскую утку с целью мобилизации европейцев для борьбы с «русским варварством», то на рубеже ХVIII-XIX вв. поляков попользовали в своих интересах французы, которым удалось собрать общеевропейскую армию двунадесяти языков для похода на Россию. И в том, и в другом случае отечественная интеллигенция радостно подтявкивала вражесткой пропаганде, что продолжает делать по сей день. В позапрошлом веке известными популяризаторами суворовских «зверств» были небезызвестный литератор Фаддей Булгарин и крупный «историк» Николай Костомаров, сегодня наиболее раскрученными пропагандистами этого мифа являются беллетрист Александр Бушков и «историк» Андрей Буровский (он вообще являет собой клинический случай). Этим типам сегодня подпевает целый хор интеллигентов «демократической» национальности, окопавшихся в СМИ.

Пятая колонна действует во вред России во имя торжества «общечеловеческих ценностей». Значит,война продолжается, и идёт она уже не за нефть и алмазы, не за политический контроль над так называемым постсоветским пространством, эта война ведется ради искоренения самого русского имени. Планомерный «дранг нах остен» ведется с целью уничтожения нашего национального самосознания, ибо человека без роду и племени, ивана, родства не помнящего, легче обратить в раба и меньше сил нужно тратить на удержание его в скотском состоянии. Если враг победит, то территорию от Бреста до Владивостока будущие историки назовут пострусским пространством, а русский народ превратится в такую же химеру, как римляне, карфагеняне, древние египтяне, скифы или этруски.

ЗА ЧТО ДРАЛИСЬ ПОЛЬСКИЕ ПАНЫ

Постараюсь вкратце (насколько это позволяет формат газетной статьи) показать абсолютную лживость этих мифов. Война 1794 г. не являлась агрессией России по отношению к «свободолюбивой» Польше и спровоцирована была самими же поляками. В Речи Посполитой тогда правил прорусски ориентированный король Станислав Август Понятовский (он, бывший посол Речи Посполитой в России, был известен как любовник Екатерины Алексеевны, будущей императрицы Екатерины Великой). По соглашению с официальными польскими властями в стране находился контингент русских войск для предотвращения вторжения шведов и военные склады, использовавшиеся для снабжения русской армии, оперировавшей против турок на Балканах. В местные дела войска не вмешивались, хотя русские дипломаты и вертели шляхтой по своему усмотрению, благо она была фантастически продажной. В конце концов, кто девушку ужинает, тот ее и танцует, а выборы короля Понятовского были щедро профинансированы из русской казны. Так что в сложившейся ситуации никто кроме ляхской элиты виноват не был.

13 марта в Польше внезапно вспыхивает восстание, которое по приглашению шляхты возглавил небезызвестный Тадеуш Костюшко, профессиональный военный, герой борьбы за независимость США. Мятежи и межклановые разборки в Польше были делом настолько обычным, что армейское командование даже не посчитало нужным принять меры предосторожности. 4 апреля повстанцы под предводительством провозглашенного генералиссимусом и диктатором Польши Костюшко разбили у местечка Рацлавицы русский отряд генерала Тормасова (надо сказать, русское командование позволило это сделать по своей глупости), а 16 апреля беспорядки охватили Варшаву. Это были именно беспорядки, ибо мятежники большей частью увлекались грабежом, не имели руководящего центра и никаких политических требований не выдвигали. Историк С.М. Соловьев в своей «Истории падения Польши» мимоходом пишет о зверствах толпы одной строчкой: «Где только завидят русского - хватают, бьют, умерщвляют, офицеров забирают в плен, денщиков по большей части убивают». Разъяренная толпа растерзала племянника русского посланника Игельстрома, когда он ехал к польскому королю на переговоры о выводе русских войск. Заодно убит был и польский офицер, сопровождавший Игельстрома, пытавшийся воспрепятствовать расправе. Не гнушались мятежники и расправами над ранеными, убивая даже офицеров. Так, в отместку за упорное сопротивление был жестоко умучен тяжелораненый в бою полковник князь Гагарин.

Мятеж произошел в Страстной четверг, когда 3-му батальону Киевского полка (около 500 человек) выпала очередь говеть в церкви, где он, будучи без оружия, был захвачен повстанцами и большею частью вырезан. Как видим, каких-либо комплексов «борцы за свободу» были лишены начисто - осквернить убийством храм для них в порядке вещей. Осыпаемые с крыш домов градом пуль, русские отряды прорывались из города. Во главе одного из них был русский посланник в Польше Игельстром. Он поначалу желал сдаться полякам и тем прекратить кровопролитие, оговорив условия капитуляции и вывода русских войск. Однако он так и не смог осуществить свое намерение, ибо сдаваться было просто некому. Толпа, опьяненная насилием, учинила кровавую вакханалию, ни король, ни командование польской армии не контролировали озверевших убийц. Те же русские солдаты, кто не смог вырваться из города, были большей частью убиты, а частью захвачены в плен. Когда Станислав Август в ответ на требования повстанцев заявил, что русские войска никогда не сложат оружие и лучше будет просто отпустить их из города, он был осыпан оскорблениями и поспешил укрыться от разъяренной толпы в своем дворце.

Такого наглого оскорбления Российская империя себе позволить не могла. Если ляхи плюют в лицо великой державе, то пусть готовятся умыться кровью. В России тогда царствовал не какой-нибудь вшивый интеллигент вроде Горбачева или даже Николая I, стерпевшего убийство в Персии русского посланника Грибоедова в 1829 г. В то время на троне сидела немка Екатерина, которая национальные интересы на общечеловеческие ценности не разменивала и пошлым либерализмом не страдала.

Какую же цель преследовала шляхта, затевая мятеж? Единственное, чего она хотела, это вернуть в свое владение русские земли, которые именовала не иначе как Всходние Крэсы (восточные окраины), вплоть до Смоленска и Киева включительно, ибо шляхты в Польше было слишком много - около 10% всего населения, а земли и холопов на всех не хватало. Россия поляков оттуда неуклонно выжимала, начиная с 1654 г., когда вступила в войну за освобождение Малороссии, пожелавшей перейти под руку московского царя, а стало быть русские, не дававшие шляхте сосать кровь русских крестьян, были виноваты в том, что паны стали беспоместными голодранцами. Если бы мятежники желали освободиться от иностранного засилия в своей стране, то им бы надлежало низложить прорусского короля Понятовского и разорвать все договоры с Россией, благо польские законы позволяли сделать это без вооруженной борьбы в рамках политического процесса. Но мятежники не пытались этого сделать, король сам сбежал в российские пределы, опасаясь за свою жизнь. Единственное внятное требование, которое было выдвинуто, - это требование земли и рабов.

И уж совсем идиотским выглядит тезис о том, что мятежники якобы боролись за свободу. За чью свободу? Польское крестьянство было, пожалуй, самым забитым в Европе и в войне участвовало чаще всего либо по «разнарядке» своих бар, либо поверив пустым обещаниям земли и вольности. Костюшко, пожалуй, был единственным, кто пытался выдвинуть социальные требования, дабы развернуть шляхетский мятеж во всенародное восстание, но вызвал тем только негодование помещиков.

Лозунги национального возрождения так же не стояли в повестке дня, ибо в этом случае мятежникам пришлось бы воевать не с русскими, а с австрийцами и пруссаками, отхватившими себе куски собственно польской территории. Они, конечно, были бы не прочь, да только на Западе свободный земельный фонд совершенно отсутствовал, вот необъятные восточные просторы выглядели более чем заманчиво.

КАТЫНЬ XVIII ВЕКА

Так что резня в Варшаве действительно была, но пострадали в ней исключительно русские и поляки, заподозренные в симпатиях к России. Загодя соорудив множество виселиц, толпа приступили 28 мая к варшавской тюрьме и потребовали выдать им на расправу «предателей». Начальник тюрьмы Маевский отказался и был вздернут в числе первых. Тюремная стража, видя такой оборот, не препятствовала дальнейшей расправе, коей подверглись без разбору все узники, в числе которых, как можно предположить, были и русские, плененные во время апрельского бунта.

Тем временем 14 августа в Польшу прибыл генерал Суворов, и дела мятежников стали очень кислыми. Костюшко оказался бессилен, терпя одно поражение за другим. Наконец, 4 ноября (по новому стилю) Александр Васильевич взял штурмом Прагу - укрепленное предместье Варшавы на правом берегу Вислы, после чего 10 ноября повстанцы официально капитулировали. За этот успех Александр Васильевич был произведен в генерал-фельдмаршалы.

В диспозиции о штурме (приказе) Суворов специально предостерегает солдат от мести за убитых в апреле товарищей, ибо в штурме Праги участвовали солдаты того самого Киевского полка, потерявшего в церкви 3-й батальон и Харьковский полк, потерявший 200 человек убитыми во время прорыва из города: «Стрельбой не заниматься, без нужды не стрелять; бить и гнать врага штыком; работать быстро, скоро, храбро, по-русски! В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать».

В русской армии приказы было принято выполнять, особенно те, которые исходили от обожаемого в войсках Суворова. Не выполнить его приказ - значит проявить к нему самое черное неуважение. А что касается расплаты с врагом за оскорбление, то русские понимали это дело по-своему. Корнет Харьковского полка Федор Лысенко во время боя у Мациевице 10 октября испросил у начальства разрешения «...отлучаться от полку для отыскания Польской революции Главнокомандующего генерала Костюшки». Когда поляки, не выдержав натиска, обратились в бегство, Лысенко, издалека заметив польского главнокомандующего, пробился к нему, а потом, «гнавшись за ним, дал саблею две раны по голове, взял в плен помянутого польскою Революциею начальника Костюшку». Подвиг выбившегося в офицеры простолюдина Лысенко никак не был отмечен, но зато сразу три генерала, в свое время битые Костюшкой - Ферзен, Тормасов и Денисов, получили ордена за взятие в плен предводителя мятежников.

Впрочем, вряд ли у русских солдат вообще была возможность учинить насилие над мирным населением Праги. Дело в том, что мирное население, видя как к их городу подступают неприятельские войска, всегда старается оттуда бежать, если есть куда. В данном случае обывателям надо было всего лишь перейти по мосту на левый берег Вислы, чтобы укрыться в Варшаве. Даже если бы они не сделали это заранее, то день перед штурмом русская артиллерия бомбардировала Прагу, и надо быть совершенным психом, чтобы не бежать в ужасе от смертоносных ядер и вспыхнувших пожаров.

Правда, «историки» пытаются объяснить «стойкость» защитников Праги тем, что все население от мала до велика взяло в руки оружие и умирало, защищая каждый свой дом, за свободу Польши. Тут надо принять во внимание один нюанс - как указывают многие источники, Прага была еврейским предместьем Варшавы, а чтобы евреи умирали за свободу Польши, а тем более за право шляхты иметь рабов на востоке - это, уж простите, какая-то фантастика. Да и откуда бы евреи взяли оружие, если его не хватало даже армии мятежников - вторую и третью линию войск Костюшки составляли обычно косиньеры - мобилизованные крестьяне, вооруженные лишь косами, надетыми на длинные древки. В любом случае, если человек берет в руки оружие и участвует в бою, считать его мирным обывателем уже никак нельзя.

Россказни о яростном сопротивлении Праги являются брехней. Все дело было кончено в несколько часов, и потери 25-тысячного русского войска составили всего 580 убитыми и 960 ранеными, в то время как из 20 тысяч поляков, защищавших Прагу, убито и ранено 8000 и взято в плен 9000, а 2000 считаются утонувшими в Висле, куда они в панике бросились после того, как во время боя русские, отрезая врагу путь к отступлению, подожгли мост. Да, патриотический порыв шляхты иссяк как-то очень быстро.

Но давайте допустим, что русские действительно, как пишет «историк» Буровский, «махали еще кричащими младенцами на штыках в сторону не взятого города, кричали, что со всеми поляками сделают так же». Интересно, сможет ли Буровский что-то кричать, если его слегка наколоть на штык. Еще интереснее, зачем пугать таким образом врага? Ведь у всякого нормального человека при виде таких ужасов отпадет всякое желание сдаваться в плен, если противник не щадит даже детей. Даже матери будут как волчицы защищать своих чад, что уж говорить о мужчинах, в руках у которых есть оружие. Между тем Суворов всячески сподвигал поляков к капитуляции. Во-первых, он не стал обстреливать из пушек Варшаву (а это очень весомый аргумент, знаете ли!). Во-вторых, многих плененных шляхтичей отпускали под честное слово больше не воевать с русскими сразу после битвы (повстанцев-крестьян вообще не брали в плен, так как кормить такую ораву - себе дороже). Кстати, многие из них нарушили слово и появились в России в качестве союзников Наполеона, как, например, генерал Ян Домбровский. Король Понятовский попросил Суворова отпустить одного пленного офицера. Суворов ответил: «Если угодно, я освобожу вам их сотню... двести... триста... четыреста... так и быть - пятьсот...» В тот же день было освобождено более пятисот офицеров и других польских пленных. В-третьих, он предложил настолько милостивые условия капитуляции, что отказаться было просто невозможно.

Поляки не заставили себя ждать. Сначала для переговоров прибыл министр иностранных дел непризнанного правительства мятежников Игнатий Потоцкий, но Александр Васильевич не удостоил его своим вниманием, потребовав для обсуждения условий капитуляции представителей официальных властей. На следующий же день трое уполномоченных депутатов магистрата подписали с Суворовым акт о капитуляции, который обещал следующее: «Именем Ее Императорского Величества, моей Августейшей Государыни, я гарантирую всем гражданам безопасность имущества и личности, равно как забвение всего прошлого, и обещаю при входе войск Ее Императорского Величества никоих злоупотреблений не допустить». 9 ноября состоялось торжественное восшествие Суворова и его войск в Варшаву. На конце моста представители магистрата Варшавы с поклоном вручили Суворову городские ключи. Условия соглашения Суворов выполнил, чем очень удивил поляков, с трепетом ожидавших кары за свои кровавые прегрешения. Русский фельдмаршал заслужил тем самым большое признание мещан, от имени которых 24 ноября 1794 года, в день ангела императрицы Екатерины II, варшавский магистрат вручил ему золотую табакерку (ныне находится в музее Суворова), украшенную бриллиантами. На крышке оной был изображен герб Варшавы - плывущая русалка, а над нею надпись «Warszawa zbawcy swemu» (Варшава своему спасителю). Внизу дата штурма Праги - «4 ноября 1794 г.». В хрониках упоминается еще и богато украшенная сабля с надписью «Варшава своему избавителю», поднесенная варшавскими обывателями Суворову в знак признательности за прекращение своеволия черни. В письме Румянцеву Суворов отмечал: «Все предано забвению. В беседах обращаемся как друзья и братья. Немцев не любят. Нас обожают».

Но на все упреки в жестокости Суворов ответил самолично: «Миролюбивые фельдмаршалы при начале польской кампании провели все время в заготовлении магазинов. Их план был сражаться три года с возмутившимся народом. Какое кровопролитие! И кто мог поручиться за будущее! Я пришел и победил. Одним ударом приобрел я мир и положил конец кровопролитию».

Так почему же в мировом общественном мнении так прочно укоренился миф о пражской резне? После поражения мятежа по всей Европе, как тараканы расползлись представители польской аристократии, кричащие на каждом углу о кровавых зверствах русских карателей. Особенно много эмигрантов сбежало во Францию, где, сидя в кабачках, они раз за разом пересказывали свои страшилки, обогащая их все новыми и новыми подробностями. И это имело весьма любопытные последствия. В 1814 г. в Париж торжественно вошли русские полки, квартировавшие там до 1818 г. Парижане, наслушавшиеся от беглых поляков ужасных басен, находились в оцепенении, представляя, как жуткие бородатые казаки будут всех поголовно насиловать и рубить саблями детей. Однако выяснилось, что русские совсем не дикари и максимум вольностей, которые могут позволить себе казаки, - это мыть коней и самим плескаться в Сене, смущая француженок видом своих обнаженных торсов. Казачьи офицеры, как оказалось, прекрасно говорят по-французски и всю свою лихость проявляют исключительно на пирушках и балах, затанцовывая до упаду местных красоток.

Но поляки есть поляки - лебезят перед сильным, но всегда готовы пырнуть слабого. Суворова они сегодня почитают не иначе как военного преступника и душителя польской свободы и льют крокодильи слезы по невинно убиенным пражским младенцам, так же как и по катынским сидельцам, умученным злобным тираном Сталиным. Русские для них вновь являются олицетворением варварства и кровавого зверства, а нынешние хозяева РФ им энергично подыгрывают. Оно и понятно - ведь одно дело делают - всеми силами превращают русских в русишвайнов, а Россию во Всходние Крэсы цивилизованного Запада.

). Но она не возобновила и войны с Пруссией, а твердо и решительно установила нейтралитет России в Семилетней войне.

Вскоре события в Речи Посполитой потребовали особого внимания Екатерины. Король польский Август III доживал свой век; близилось время «бескоролевья». Русскому правительству, которое со времен Петра Великого утвердило свое влияние в Польше, надлежало определить удобного для России кандидата в короли и подготовить его избрание на сейме. Сверх того, внутренняя анархия в Речи Посполитой к середине XVIII ст. стала настолько явною и тяжелою, что соседние правительства должны были с особым вниманием следить за ходом польско-литовских дел и быть готовыми к вмешательству в случае окончательного разложения Речи. Из самой Польши и Литвы шел призыв к такому вмешательству. Так, к императрице Екатерине, в начале ее царствования, обратился Белорусский епископ (Георгий Конисский) с мольбою о защите православного населения в Речи Посполитой, которое подвергалось не только отдельным насилиям и поруганиям, но и систематическому преследованию властей. (Так, запрещалось не только строить, но и исправлять православные церкви; цензура православных церковных книг поручалась католикам; были установлены поборы с православных в пользу католического духовенства; православные были подчинены церковному католическому суду; наконец, у русских православных людей отнято было право занимать общественные должности и быть депутатами на сейме.)

Было уже показано (§91), что главной причиной бедствий Речи Посполитой была «златая вольность» народа-шляхты, не признававшей ни королевского авторитета, ни человеческих прав низших сословий. Разделяя с королем право верховного управления на сеймах, шляхта нередко отказывала королю в повиновении, составляла против короля и правительства открытые союзы для защиты своих прав и вольностей – «конфедерации» – и даже бралась за оружие против своего государя и начинала «рокош», или восстание. При этом она считала конфедерации и рокоши своим законным правом, ибо закон действительно разрешал отказывать королю в повиновении, если король нарушал права шляхты. При таких обычаях разнузданной шляхты король в Речи Посполитой не имел в сущности никакой власти и мог рассчитывать только на свои личные средства и силы. А так как во главе шляхты стояли богатейшие и могущественные «магнаты» (князья и паны), то личных средств и сил короля никогда не хватало на то, чтобы сломить своеволие господствовавшего в стране сословия. Напротив, сам король должен был искать себе опоры и поддержки в иностранных дворах, чтобы держаться в своем государстве. (Август III в этом отношении подражал своему отцу Августу II и охотно искал покровительства России.) Таким образом, политический порядок в Речи Посполитой был расшатан до последней степени, и страна стала жертвой безначалия.

В среде самого господствующего сословия это безначалие привело к печальным последствиям. Равный по своим политическим правам, народ-шляхта не был однороден в общественном отношении. Во главе его находилась сильная знать – магнаты, владевшие громадными землями и богатствами, привыкшие к независимому властвованию в своих владениях. А рядом с ними в шляхте были мелкопоместные ничтожные землевладельцы, готовые искать милостей и ласки у знатных людей, их соседей, покровителей и милостивцев. Житейская зависимость мелких шляхтичей от крупных панов выражалась в том, что вокруг магнатов слагался круг клиентов, готовых на все по приказу своего пана. Паны вертели шляхтой, как хотели, и на сеймах оказывались истинными господами дел. Каждый из них стоял во главе послушной ему шляхетской партии и руководил ей, не разбирая средств и приемов. Сеймы обращались в арену мелкой и своекорыстной борьбы лиц и кружков с полным забвением государственной пользы. Речь Посполитая, шляхетская республика, выродилась в олигархию панов, поработивших шляхту.

Падение политического порядка особенно наглядно выражалось в том, что сеймы потеряли характер серьезного представительного собрания и обыкновенно не могли прийти к определенным постановлениям. Старый сеймовый обычай требовал единогласного решения дел. (Каждый голос на сейме представлял собой какую-либо часть государства: крупные паны, поголовно присутствовавшие на сеймах, голосовали за свои крупные владения; шляхетские выборные «послы» голосовали за свой «повет», то есть уезд, иначе за свой шляхетский «поветовый» сеймик, который их послал на общий сейм. Надо было, чтобы вся Речь Посполитая, всеми своими голосами, участвовала в принятом на сейме решении.) В ту пору, когда порядок на сейме был еще крепок, к вопросу о единогласии относились серьезно и совестливо. В XVIII же в. самым обычным делом было «сорвать сейм» тем, чтобы подкупить или убедить какого-либо члена сейма не согласиться с принятым решением. Он возглашал: «не позволяю», и решение падало. Этот обычай, при котором каждому члену сейма принадлежало право «свободного запрещения» (liberum veto), вконец погубил сеймовую деятельность. Никакой реформы, никакого полезного постановления нельзя было провести через сейм, так как всегда была возможность сорвать решение сейма простой и низкой интригой.

Естественным последствием политической анархии был полный разгул произвола и насилий в общественной жизни. Везде и во всем сильный обижал слабого. Магнаты ссорились между собой и вели чуть не войны друг против друга. Сосед обижал соседа; землевладельцы мучили своих «хлопов» – крестьян; шляхта насильничала над горожанами и евреями; католики и униаты теснили «диссидентов», то есть людей, не принадлежащих к господствующей церкви, иначе – православных и протестантов. Безвинно гонимые и обиженные нигде не находили защиты своих прав, своего имущества и своей жизни. Вполне понятно, что, потеряв терпение, они искали покровительства на стороне, у чужой власти, у иноземных правительств. Так поступали сами польские короли; так поступали и диссиденты. Этим для соседних государей создавалась не только возможность, но и необходимость вмешательства во внутренние дела Речи Посполитой.

В 1763 г. умер король Август III. Согласно желанию императрицы Екатерины, сеймом на престол был избран природный поляк граф Станислав Понятовский (царствовавший под именем Августа IV). Так как Понятовский был личным знакомым Екатерины и притом находился под ее сильным влиянием, то русский посол в Варшаве (князь Репнин) получил очень важное значение при новом польском короле. По жалобе епископа Георгия Конисского Екатерина решилась поднять свой голос в защиту православных в Польше и Литве. Только, по соглашению с прусским королем, она сделала это в общей форме ходатайства о даровании равноправия с католиками всем диссидентам (и православным, и протестантам). Сейм отнесся к вопросу с чрезвычайной нетерпимостью и отказал в даровании прав диссидентам.

Тогда императрица Екатерина прибегла к очень решительному средству: она указала князю Репнину постараться о том, чтобы православная и протестантская шляхта составила конфедерации для защиты своих прав. Репнину удалось устроить три конфедерации: православную, протестантскую и третью – из католиков, склонных поддержать диссидентов. Однако это мало повлияло на сейм: сейм не оставил своей нетерпимости. Тогда князь Репнин прибег к прямому воздействию силой. Русские войска были введены в Варшаву, и Репнин потребовал от короля ареста католических вожаков сейма. Эти вожаки были схвачены и увезены в Россию (в их числе были два католических епископа). Сейм сдался и уступил. Особым законом (1767) было поставлено, что диссидентская шляхта уравнивается с католической во всех правах, но католичество остается господствующим исповеданием и король может быть избран только из католиков. То была очень крупная реформа. Ее исполнение было обеспечено в 1768 г. особым трактатом Речи Посполитой с Россией, по которому императрица Екатерина обещала в будущем охранять без всяких изменений государственный строй Польши и Литвы. Это обещание императрицы устанавливало как бы протекторат России над Речью Посполитой: Россия получала право надзора над внутренней жизнью соседнего государства.

Таким образом, императрица Екатерина совершила целый переворот в политических и религиозных отношениях польско-литовского общества. Нельзя было думать, чтобы народ-шляхта мог легко примириться с насильственным воздействием на сейм и короля. Действительно, в Польше образовался ряд конфедераций (с центром в городе Баре) «за веру и свободу», то есть в защиту умаленных прав католической церкви и сейма и против покровительства России. В борьбе за свои права «барские» конфедераты не щадили православного народа и вызвали против себя «колиивщину» – восстание так называемых «гайдамаков». (Прозвище гайдамаков носили тогда бродячие разбойничьи дружины крестьян, «казаковавших» в Правобережной Украине, по примеру казаков XVI–XVII ст.) Гайдамаки, как и шляхта, встали за свою «веру и свободу» и с необыкновенной жестокостью начали громить ксендзов, шляхту и евреев, уничтожая целые города (г. Умань был поголовно вырезан гайдамаками под начальством казаков Железняка и Гонты). В Польше началась ужасающая смута (1768). Король не имел средств ни на то, чтобы защитить себя и закон от конфедератов, ни на то, чтобы подавить колиивщину. Он просил Екатерину прислать свои войска для водворения порядка. В силу договора 1768 г. Екатерина послала в Польшу военные силы.

Русские войска скоро усмирили гайдамаков, но долго не могли справиться с конфедератами. Отряды конфедератов бродили с места на место, занимались грабежом, но не принимали сражений с регулярными войсками, а просто убегали от них. По неприязни к России, Франция посылала конфедератам помощь, а Австрия давала им приют. Это еще более затрудняло борьбу с ними. Наконец, и само польское правительство стало вести себя двусмысленно и уклонялось от содействия русским войскам. Смута затягивалась, и это дало повод Пруссии и Австрии ввести в Польшу свои войска. Когда, наконец, Суворов нанес конфедератам ряд поражений и отнял у них Краков, стало ясно, что конфедерации пришел конец. Но державы не вывели своих войск из Польши. Между ними начались переговоры о том, чтобы взять с Речи Посполитой вознаграждение за понесенные ими траты и беспокойства. В результате этих переговоров Пруссия оставила за собою Померанию и часть Великой Польши (те земли, которые разделяли Бранденбург и Пруссию); Австрия присоединила к себе Галицию, а Россия взяла Белоруссию.

Разделы Польши. Карта

Это отчуждение земель Речи Посполитой, происшедшее в 1773 г., известно под названием «первого раздела Польши». Императрица Екатерина, по-видимому, не совсем была довольна этим разделом. Пруссия и Австрия, воспользовавшись обстоятельствами, получили польские провинции без всяких усилий и затрат, что совсем не входило в планы Екатерины. Притом Австрия получила коренную русскую область, что не могло не огорчать тех русских людей, которые понимали печальный смысл этой утраты.

Дополнение

В. О. Ключевский о первом разделе Польши

Отношения [Екатерины II] к Польше

В западнорусском или польском вопросе допущено было меньше политических химер, но немало дипломатических иллюзий, самообольщения (недоразумений) и всего больше противоречий. Вопрос состоял в воссоединении Западной Руси с Русским государством; так он стал еще в XV в. и полтора столетия разрешался в том же направлении; так его понимали и в самой Западной России в половине XVIII в.

Из сообщений приехавшего на коронацию в 1762 г. епископа белорусского Георгия Конисского Екатерина могла видеть, что дело не в политических партиях, не в гарантии государственного устройства, а в религиозных и племенных инстинктах, наболевших до междоусобной резни сторон, и никакие договоры, никакие протектораты не в силах мирно распутать этот религиозно-племенной узел; требовалось вооруженное занятие, а не дипломатическое вмешательство.

На вопрос Екатерины, какую пользу может извлечь Русское государство из защиты православных в Польше, один тамошний игумен отвечал прямо: Русское государство праведно может отобрать у поляков на 600 верст плодороднейшей земли с бесчисленным православным народом. Екатерина не могла прикинуть такой грубо прямой постановки дела к шаблонам своего политического мышления и повела народно-психологический вопрос извилистым путем дипломатии. Общий национально-религиозный вопрос подменяется тремя частичными задачами, территориальной, покровительственной и полицейской: предположено было продвинуть северо-западную границу до Западной Двины и Днепра с Полоцком и Могилевом, добиться восстановления православных в правах, отнятых у них католиками, и потребовать выдачи многочисленных русских беглецов с прекращением дальнейшей их приемки. Этим и ограничивалась первоначальная программа русской политики.

Диссидентское дело о покровительстве единоверцев и прочих диссидентов, как тогда выражались, об уравнении их в правах с католиками было особенно важно для Екатерины, как наиболее популярное дело, но и особенно трудно, потому что бередило много больных чувств и задорных интересов. Но именно в этом деле политика Екатерины обнаружила особенный недостаток умения соображать образ действий с положением дел. Диссидентское дело надобно было проводить сильной и властной рукой, а королю Станиславу Августу IV, и без того слабовольному человеку, не дали ни силы, ни власти, обязавшись по договору с Пруссией не допускать никаких реформ в Польше, способных усилить власть короля. Станислав по бессилию оставался, по его выражению, "в совершенном бездействии и небытии", бедствовал без русской субсидии, иногда не имея со своим двором дневного пропитания и перебиваясь мелкими займами.

Своей гарантией поддерживали польскую конституцию, которая была узаконенной анархией, и сами же негодовали, что при такой анархии ни в чем от Польши никакого толку добиться нельзя. Притом Панин дал делу диссидентов очень фальшивую постановку. Уравнение их в правах с католиками, которого требовало русское правительство, могло быть политическое и религиозное. Православные ждали от России прежде всего уравнения религиозного, свободы вероисповедания, возвращения отнятых у них католиками и униатами епархий, монастырей и храмов, права невольным униатам воротиться к вере православных отцов. Политическое уравнение, право участия в законодательстве и управлении было для них не столь желательно и даже опасно.

В Речи Посполитой только шляхта пользовалась политическими правами. Верхние слои православного русского дворянства ополячились и окатоличились; что уцелело, было бедно и необразованно; между православными дворянами трудно было отыскать человека, способного быть депутатом на сейме, заседать в Сенате, занимать какую-либо государственную должность, потому что, как писал русский посол в Варшаве своему двору, все православные дворяне сами землю пашут и без всякого воспитания. Даже епископ белорусский Георгий Конисский, глава православных Западной Руси, который по своему сану должен был сидеть в Сенате, не мог иметь там места, не будучи дворянского происхождения. Притом политическое уравнение пугало малосильное православное дворянство еще большим озлоблением господствующей католической шляхты, принужденной делиться господством со своими врагами. Все это сдерживало стремление диссидентов к политическим правам.

Панин, напротив, больше всего хлопотал о политическом уравнении. Выступая во имя свободы совести как министр православной державы, он находил усиление православия, как и протестантизма в Польше, вредным для России. Протестантская религия может вывести поляков из их невежества и повести к опасному для России улучшению их государственного строя. "Относительно наших единоверцев этого неудобства быть не может", т. е. от православия нельзя опасаться ни искоренения невежества, ни улучшения государственного строя, но излишне усиленные нами православные станут от нас независимы. Им надобно дать политические права только для того, чтобы образовать из них надежную политическую партию с законным правом участвовать во всех польских делах, однако не иначе, как под нашим покровительством, "которое мы себе присваиваем на вечные времена".

Мечтательный идиллик северной системы здесь – положительный макиавеллист. Вынужденными конфедерациями, т. е. вооруженными восстаниями, устроенными под давлением русских войск, арестами наиболее упрямых противников вроде епископа краковского Солтыка русское правительство добилось своего, провело на сейме вместе с русской гарантией конституции и свободой вероисповедания для диссидентов и политическое уравнение их с католической шляхтой.

Но Панин ошибся в своих расчетах, а опасения диссидентов сбылись. Диссидентское уравнение зажгло всю Польшу. Едва разошелся сейм, утвердивший договор 13 февраля, как в Баре поднял против него конфедерацию адвокат Пулавский. С его легкой руки начали вспыхивать антидиссидентские конфедерации там и сям по всей Польше. Все бездомное и праздношатающееся из замотавшейся шляхты, из панской дворни, из городов и сел собиралось под знамена этих конфедераций и, рассыпаясь по стране мелкими шайками, грабило во имя веры и отечества кого ни попало; доставалось и своим, но более всего терпели диссиденты и евреи. По обычному конфедерационному праву всюду, где действовали конфедерации, упразднялись местные власти и водворялось полное безначалие.

Это была своего рода польско-шляхетская пугачевщина, нравами и приемами ничуть не лучше русской мужицкой, и трудно сказать, которая из них клала больше позора на государственный строй, ее породивший, хотя причины обоих движений были различны до противоположности: там – разбой угнетателей за право угнетения, здесь – разбой угнетенных за освобождение из-под гнета. Русская императрица, за порядок и законы республики; польское правительство ей и предоставило подавить мятеж, а само оставалось любопытным зрителем событий.

Русского войска было в Польше до 16 тыс. Эта дивизия и воевала с половиной Польши, как тогда говорили. Большая часть войска стояла гарнизонами по городам, и только четверть преследовала конфедератов; но, как доносил русский посол, сколько за сим ветром ни гоняются, догнать не могут и только понапрасну мучатся.

Конфедераты всюду находили поддержку; мелкая и средняя шляхта тайно снабжала их всем нужным. Католический фанатизм был разогрет духовенством до высшей степени; под его действием разрывались все общественные и нравственные связи. Помянутый епископ Солтык перед арестом вызывался русскому послу склонить католиков на уступки диссидентам, если посол позволит ему по-прежнему вести себя самоотверженным борцом за веру для сохранения кредита в своей партии, т. е. позволит ему быть плутом и провокатором.

Русский кабинет убедился, что ему не справиться с последствиями собственной политики, и поручил русскому послу подговаривать самих диссидентов пожертвовать частью дарованных им прав, чтобы сохранить остальные, и обратиться к императрице с ходатайством о разрешении им такой жертвы.

Екатерина позволила, т. е. вынуждена была отказаться от допущения диссидентов в Сенат и министерство, и только в 1775 г., после первого раздела Польши, за ними утверждено было право быть избираемыми на сейм вместе с доступом ко всем должностям. Одною из причин непрямой постановки диссидентского вопроса были полицейские соображения, к нему прицепленные.

Порядки самодержавно-дворянского русского правления так тяжело ложились на низшие классы, что издавна тысячи народа бежали в безнарядную Польшу, где на землях своевольной шляхты жилось сноснее. Панин потому особенно считал вредным наделение православных в Речи Посполитой слишком широкими правами, что тогда побеги из России еще более усилятся "при свободе веры, соединенной с выгодами свободного во всем народа".

Тем [же] барским взглядом русская политика смотрела и на православное простонародье Речи Посполитой: в нем, как в единоверцах, видели предлог ко вмешательству в польские дела, но не хотели пользоваться им, как материалом для политической агитации против господствующего, сами находясь в положении такого же класса.

Диссидентское дело обострило на Украине давнюю непрерывную борьбу православных с униатами и католиками, столько же ободрило правых, сколько озлобило вторых. Ответом православных на Барскую конфедерацию был гайдамацкий бунт (1768 г.), в котором вместе с гайдамаками, русскими беглецами, ушедшими в степи, поднялись запорожцы с Железняком во главе, оседлые казаки и крепостные крестьяне с сотником Гонтой и другими вождями. Явилась и подложная грамота императрицы Екатерины с призывом подниматься на ляхов за веру. Бунтари по-старому избивали евреев и шляхту, вырезали Умань; фанатизм греческий и холопий, как выразился о восстании король Станислав, боролся огнем и мечом с фанатизмом католическим и шляхетским. Русский бунт погасили русские же войска; повстанцы, избегнувшие кола и виселицы, воротились в прежние состояния.

При такой двусмысленности русской политики православные диссиденты Западной Руси не могли понять, что хочет сделать для них Россия, пришла ли она совсем освободить их от Польши или только уравнять, хочет ли она избавить их от католического ксендза и униатского попа или и от польского пана.

[Первый] раздел Польши

В продолжение шести-семи лет сумятицы, поднявшейся в Польше со смерти короля Августа III (1763 г.), в русской политике незаметно мысли о воссоединении Западной Руси: она затерта вопросами о гарантии, диссидентах, конфедерациях. Забота Панина о присвоении России покровительства диссидентам "на вечные времена" скорее указывает на то, что ему была совсем чужда эта мысль.

Русский кабинет сначала довольствовался (думал только) исправлением границы с польской стороны и каким-нибудь территориальным вознаграждением Фридриха за содействие в Польше. Но русско-турецкая война дала делам более широкое течение. Фридрих сперва испугался этой войны, опасаясь, что Австрия, злобясь на русско-прусский союз, вмешается в нее, станет за Турцию, впутает и Пруссию. С целью отклонить эту опасность из Берлина с самого начала войны и была пущена в ход мысль о разделе Польши. Эта идея ничья; она сложилась сама собой из всего строя, быта и соседского окружения Речи Посполитой и носилась в дипломатических кругах давно, уже с XVII в.

При деде и отце Фридриха II три раза предлагали Петру I раздел Польши и всегда непременно с уступкой прусскому королю западной Пруссии, отделявшей досадным промежутком Бранденбург от восточной Пруссии. Фридриху II принадлежит не самая идея, а ее практическая разработка. Он сам признавался, что, страшась усиления России, он попробовал без войны, без жертв и риска, только ловкостью извлечь пользу из ее успехов. Война России с Турцией дала ему желанный случай, который он, по его выражению, ухватил за волосы. По его плану к союзу России с Пруссией привлекалась враждебная им обеим Австрия для дипломатического – только отнюдь не вооруженного – содействия России в войне с Турцией, и все три державы получали земельное вознаграждение не от Турции, а от Польши, подавшей повод к войне.

После трехлетних переговоров, веденных с "притворной добросовестностью", по выражению Панина, участники, перетасовывая области и населения, как игральные карты, подвели такие итоги игры. Молдавия и Валахия, христианские княжества, отвоеванные у турок русскими войсками, возвращались именно по настоянию Фридриха, союзника, под турецкое иго, освобождение от которого им было торжественно обещано, а взамен этой уступки русский кабинет, обязавшись охранять территориальную целость христианской Польши от хищных соседей, заставил Россию вместе с ними участвовать в ее расхищении.

Вышло так, что одни польские области отходили к России взамен турецких за военные издержки и победы, а другие – к Пруссии и Австрии так, ни за что, или к первой как бы за комиссию и за новую постановку дела, за фасон, а ко второй в виде отступного за вражду к России, вызванную ее союзом с той же Пруссией.

Наконец, в 1772 г. (25 июля) последовало соглашение трех держав-дольщиц, по которому Австрия получала всю Галицию с округами, захваченными еще до раздела, Пруссия – западную Пруссию с некоторыми другими землями, а Россия – Белоруссию (ныне губернии Витебская и Могилевская).

Доля России, понесшей на себе всю тяжесть турецкой войны и борьбы с польской сумятицей, была не самая крупная: по вычислениям, какие представил Панин, она по населенности занимала среднее место, а по доходности – последнее; самая населенная доля была австрийская, самая доходная – прусская.

Однако, когда австрийский посол объявил Фридриху свою долю, король не утерпел, чтоб не воскликнуть, взглянув на карту: "Чёрт возьми, господа! У вас, я вижу, отличный аппетит: ваша доля столь же велика, как моя и русская вместе; поистине у вас отличный аппетит". Но он был доволен разделом больше остальных участников. Удовольствие его доходило до самозабвения, т. е. до желания быть добросовестным: он признавался, что у России много прав поступить так с Польшей, "чего нельзя сказать об нас с Австрией". Он видел, как плохо воспользовалась Россия своими правами и в Турции и в Польше, и чувствовал, как из этих ошибок росла его новая сила.

Это чувствовали и другие. Французский министр злорадно предостерегал русского уполномоченного, что Россия со временем пожалеет об усилении Пруссии, которому она так много содействовала. В России также винили Панина в чрезмерном усилении Пруссии, и он сам сознавался, что зашел дальше, чем желал, а Гр. Орлов считал договор о разделе Польши, так усиливший Пруссию и Австрию, преступлением, заслуживающим смертной казни.

Как бы то ни было, редким фактом в европейской истории останется тот случай, когда славяно-русское государство в царствование с национальным направлением помогло немецкому курфюршеству с разрозненной территорией превратиться в великую державу, сплошной широкой полосой раскинувшуюся по развалинам славянского же государства от Эльбы до Немана.

По вине Фридриха победы 1770 г. принесли России больше славы, чем пользы. Екатерина выходила из первой турецкой войны и из первого раздела Польши с независимыми татарами, с Белоруссией и с большим нравственным поражением, возбудив и не оправдав столько надежд в Польше, в Западной России, в Молдавии и Валахии, в Черногории, в Морее.

В. О. Ключевский. Русская история. Полный курс лекций. Лекция 76